Виталик Кравченко учился в мужской школе, параллельной моей женской. Здания были почти рядом, в пяти минутах ходьбы, и все праздники и вечера проходили вместе. Был даже один общий класс для двух школ — бальные танцы. Учитель, состарившийся танцор Большого театра, манерно говорил:
— Сегодня я подарю вам менуэт.
И мы разучивали и танцевали менуэт, а наша учительница пения аккомпанировала. А на следующей неделе он «дарил» нам полонез.
Моим партнером был длинный неуклюжий десятиклассник, а Таня, моя подруга, всегда танцевала с Виталиком. Как грациозно он танцевал! Она любила его больше всех на свете. После танцев я и Виталик шли к Тане. Курили, ничего не боясь, у нее в комнате, хотя за стенкой были ее мама, отчим и какие-то гости. Но всем им было не до нас. Они, заядлые картежники, играли в покер.
— Роял флаш, — кричал кто-то за дверью.
— Анте! Бет! — отвечали ему.
Мы повторяли покерные слова и курили до одурения.
Виталик ничем не интересовался, но выглядел привлекательно, даже изысканно. Учился он плохо, но школу не пропускал. Он был неназойливо другим. Грустно слушал музыку и мог целый вечер сидеть и молчать. У него не было никакого желания обратить на себя внимание, понравиться, что-то узнать или услышать. Даже кино, которое так увлекало всех нас, его не интересовало. В нем чувствовалась какая-то глубокая усталость.
Его мать, актриса Галина Кравченко, была в прошлом звездой немого кино; отчим — известный грузинский театральный режиссер, а отец — Таня рассказала это мне под клятвой, что я буду молчать, — был летчик, Лютик Каменев, сын революционного вождя и соратника Ленина Льва Каменева. Их обоих — отца и сына — расстреляли как врагов народа в середине тридцатых годов, в период сталинских показательных процессов.
Самого Виталика неожиданно арестовали в самом конце сороковых, как только ему исполнилось восемнадцать лет. Таня прибежала ко мне рано утром и в слезах, задыхаясь, сказала, что Виталика ночью забрали.
Он был осужден на двадцать пять лет и отправлен в один из концлагерей ГУЛАГа в Казахстане. Месть Сталина своему бывшему политическому соратнику, Льву Каменеву, распространилась даже на его внука.
Через какое-то время после смерти Сталина Виталика реабилитировали. Он вернулся в Москву неузнаваемый, изуродованный, с неизлечимой тогда болезнью — бруцеллезом. Вскоре он умер.
Было все это более полувека назад, и мое воспоминание о нем давно стерлось. А тут недавно он всплыл в моей памяти, и я многое узнала, что не могла знать тогда. Просто попалась под руку статья о его отце — летчике Лютике Каменеве. Когда тот был мальчиком, друзья его родителей (его мать была сестрой Троцкого) взяли его на речную прогулку по Оке и Волге на царской яхте «Межень». На этой яхте кто-то нашел матросский костюмчик незадолго до этого расстрелянного наследника престола, двенадцатилетнего царевича Алексея. Фотография наследника в этом костюме была хорошо известна в России. Когда эту детскую матросскую курточку и шапочку надели на Лютика, все восхитились — мальчик выглядел как двойник наследника престола.
Лютик тоже был расстрелян, но только на двадцать лет позже. В своих воспоминаниях, уже очень старая, всех пережившая, Галина Кравченко пишет, как Лютик любил Виталика. Как он показывал ему свой самолет и летал с ним. Как тот всегда ждал отца и гладил рукой отцовскую одежду, когда того не было дома. А потом, когда самого Каменева расстреляли, а Лютика до расстрела посадили в Бутырскую тюрьму, она брала Виталика с собой относить Лютику передачи и всегда надеялась, что им дадут повидаться. И шестилетний Виталик, повернувшись к проволочному забору и глотая слезы, повторял:
— Папочка, папочка! Мы пришли к тебе, мы здесь, за ямой.
Яма была между тюремной стеной и забором.
