На следующий день великий князь подал Гучкову заявление об отставке его от должности генерал-инспектора гвардии, а Владимир -- от чина поручика его величества Гусарского полка. Им было слишком противно служить этим новым пришельцам. И он очень хорошо сделал, так как три дня спустя генерал Алексеев, который в течение всей войны был в очень тесной дружбе с государем, а теперь продолжал нести свои обязанности в Могилеве и совершенно перешел на сторону Временного правительства, прислал великому князю телеграмму следующего содержания
"Вы отрешены от должности генерал-инспектора гвардии.
Алексеев"
Великий князь ответил следующей телеграммой:
"Я подал в отставку за четыре дня до вашей телеграммы.
Великий князь Павел Александрович"
Начинались унижения и оскорбления самолюбия. Это не был еще организованный грабеж, узаконенная кража большевиков, но их зародыши уже носились в воздухе. В своих бесконечных речах, во время которых слюна брызгала у него изо рта, Керенский не упускал ни малейшего случая, чтобы оскорбить царскую фамилию: "Нам не надо больше Распутиных и Романовых", -- кричал он перед ошеломленной и оцепеневшей толпой.
3 марта, простившись, -- увы, навеки, -- со своей матерью и войсками и не выпускаемый из виду своими тюремщиками, государь прибыл в Царское Село. Он вместе со своим верным гофмаршалом кн. Валей Долгоруким подъехал на автомобиле к ограде парка, -- к ближайшему въезду во дворец. Ограда была заперта, хотя дежурный офицер не мог не знать о приезде государя. Государь ждал в течение десяти минут и произнес следующие слова, которые я узнала от матери кн. В. Долгорукого:"Я вижу, что мне здесь больше нечего делать"... Наконец, дежурный офицер соблаговолил побеспокоиться и приказал открыть решетку, которая тотчас же опять закрылась. Государь сделался пленником вместе со своей женой и детьми.
Свободное копирование
