После инцидента в школе №45 находиться там я не могла. Куда же пойти учиться дальше? С начала учебного года прошло уже 3 недели. Моя подруга училась в 35 школе, в классе с химическим уклоном. Усиленным преподаванием этого предмета школа выполняла указания Н.С.Хрущева о развитии Большой химии в стране. Я решила перейти туда. Школа расположена в центре города, в одном из самых старых и красивых зданий. Но кто меня туда возьмёт?
Перед началом учебного года, чтобы поступить в этот класс, все ученики проходили собеседование по химии. Кандидаты приезжали даже из области. И тут мне помогла моя мама, которая была учительницей и имела связи в ГОРОНО. Вечером куда-то позвонила и сказала: «Завтра пойдёшь в девятый класс с химическим уклоном. Как ты и хотела в 35-ю школу. Учи химию».
Легко сказать, учи. В новой школе было 8 уроков химии в неделю, а в обычных только 2.
Вечером немного полистала учебник и подумала: «Первый день. Вряд ли меня спросят, ведь в этом классе прошли уже треть учебника».
На следующий день пошла в 9 класс новой школы. Никто на меня внимания не обратил. В классе явно превалировали девочки над мальчиками, которых было всего пятеро.
Прошли какие-то уроки, и вот – химия. К моему удивлению химичка Клавдия Евгеньевна Залуцкая вызвала меня к доске сразу и поставила мне пару, что и следовало ожидать. За один вечер я физически не могла догнать программу по химии.
Неприятно начинать занятия в новой школе с двойки. Весь вечер и ночь я просидела над учебником и на следующий день исправила двойку на четвёрку. Учительница по химии – она же была нашим классным руководителем - оставила о себе неприятное впечатление. Своим постоянно недовольным выражением лица она напоминала мне сухую воблу, хотя и не отличалась худобой. Хорошо хоть, кроме неё, лекции по химии нам дополнительно читали преподаватели химического факультета Воронежского Государственного университета.
Об остальных преподавателях вспоминаю тепло.
Олег Илариевич Суханов учил нас математике. Человек он был импульсивный и быстрый. Часто, входя в класс, он сразу поворачивался к доске и долго стучал по ней мелом, бормоча себе что-то под нос. Закончив, он поворачивался к классу и радостно сообщал: «Ну, вот мы и доказали теорему!». После этого начинался неспешный разбор новой темы. В 11-ом классе Олег Илариевич ещё преподавал нам астрономию. Мы занимались в третью смену, уроки заканчивались затемно. Он нередко выходил из школы вместе с нами, и в ясную погоду показывал на небе расположение различных созвездий.
Русский язык и литературу вела Анна Яковлевна Цвик, очень эмоциональная женщина, старалась привить нам любовь к своему предмету, в преподавание которого вкладывала всю душу. Она не ограничивалась школьной программой и рассказывала нам о современной литературе и искусстве, ходила на все кинопремьеры, которые в те времена были ещё довольно редки, и, если фильм был достойный, всегда рекомендовала нам его посмотреть.
Как-то она задала на дом написать сочинение на тему: «Моя будущая профессия». А я в то время ни о какой профессии и не помышляла. Накануне прочла роман Юрия Германа «Дело, которому ты служишь». Решила написать про врачей, которые лечат и спасают людей. Тема хорошая, раскрутила. За сочинение получила пять, и Анна Яковлевна очень меня хвалила. Мне было немного стыдно, ведь меньше всего я хотела быть доктором.
Многие наши преподаватели пережили войну. Когда по литературе проходили поэзию военных лет, Анна Яковлевна принесла на урок старенький патефон и поставила на него пластинку с записью стихов Константина Симонова в исполнении автора. Слушали внимательно, и когда Симонов стал читать стихотворение «Майор привёз мальчишку на лафете... Седой мальчишка на лафете спал...», она вытерла платком, набежавшие на глаза слёзы.
Историю и обществоведение преподавала Августа Михайловна, добрейшая женщина, которая плохо слышала и пользовалась слуховым аппаратом. Когда в классе шумели, она вытаскивала какую-то коробочку из кармана, клала её на ладонь и говорила: «Сейчас, сейчас, все подсказки услышу».
А однажды, она вызывала к доске одного из наших мальчиков отвечать домашнее задание. Ученик был явно не готов, что-то мямлил в своё оправдание. Якобы, заболела мама, ему пришлось ходить в аптеку и так далее. Августа Михайловна, вроде бы, слушала, затем сказала: «Так-так. Так в каком же году произошло это событие?». Все поняли, что она ничего не слышала. Мальчишка встрепенулся, дату ему подсказали, и он ответил. Учительница удовлетворённо произнесла: «Хорошо, садись – четыре». Вот такой анекдот получился.
Историю я учила, а вот по обществоведению почти ничего не читала. Дело в том, что я неплохо писала, рисовала и делала Августе Михайловне всякие схемы к урокам. За каждую, она ставила мне пять. В результате на выпускном экзамене я перепутала Председателя Совета министров СССР с Генеральным секретарём ЦК КПСС и получила трояк.
Августа Михайловна участвовала в Великой Отечественной войне. Много лет спустя я встретила её в Москве в гостинице Центрального дома Советской Армии. В тот год в мае я с сыном ехала с Дальнего Востока в отпуск. В Москве меня встретил отец – участник ВОВ, который приехал в столицу на празднование Дня Победы. Он забронировал мне с сыном номер в этой гостинице, и дней пять мы там пожили. И вот, придя на завтрак, я увидела пожилую пару. Женщина бережно поддерживала под руку своего мужа, судя по погонам – генерала. Вся грудь у обоих была увешена боевыми наградами. В женщине я узнала Августу Михайловну, хотела подойти к ней, да вряд ли, она меня бы вспомнила.
Израиль Натанович Блувштейн – учитель немецкого языка, был очень требовательный. Превосходно знал свой предмет. Строго спрашивал домашние задания. Если я не выучивала какой-нибудь пересказ, то прибегала к своему старому способу, прогуливала урок. Мне не хотелось краснеть перед учителем у доски. Благо рядом с классом находилась чёрная лестница, схватив в охапку пальтишко (раздевалка была в классе), я быстренько спускалась во двор, оттуда на улицу. Кинотеатра рядом не было, поэтому шла в магазин «Океан», где было небольшое кафе. Там на сэкономленные копейки покупала себе пирожное и стакан сока. Потом потихоньку возвращалась в школу. Всё в порядке, урок немецкого языка прошел. Можно спокойно идти на следующий урок.
Любимой ученицей Израиля Натановича была Инна Гусева. Круглая отличница, все домашние задания отвечала скороговоркой. Да ладно на русском языке, но так же быстро она читала и рассказывала немецкие тексты. Следить за смыслом было невозможно. Израиль Натанович сначала внимательно слушал её. Потом начинал топать ногой, приговаривая: «Инна, Инна, остановись».
Физику, с лёгкой руки учительницы Галины Владимировны Подчинёновой, я просто полюбила. Она доступно рассказывала принципы решения задач, поэтому я их легко решала.
О географичке ничего не вспомнила хорошего. Очень холодная особа, никогда не улыбалась. Красивая, на лице равнодушная маска, даже имени её не запомнила.
Вот, пожалуй, и всё, что осталось в памяти об учителях.
Теперь немного о химии. Кроме большого количества уроков по этому профилирующему предмету, была ещё учебная практика.
На третьем этаже школы были оборудованы химические лаборатории для прохождения практик по неорганической и органической химии.
Сначала нас учили качественному и количественному анализам исследуемых веществ. Колбы, бюретки, пипетки. Добавляя всякие реактивы в пробирки, мы получали осадки различного цвета: Берлинская лазурь, Турнбулева синь, и так далее – звучит очень красиво. Для отделения осадков пробирки с реактивами ставились в центрифугу. Чтобы определить кислотность растворов пользовались лакмусовой бумажкой. Всё бы хорошо, но среди реактивов были концентрированные кислоты и щелочи. Возможно, нам и объясняли правила техники безопасности, но у старшеклассников было много других забот, и всё запомнить мы не могли. Я думаю, что прежде чем приступить к практике, преподаватель химии должен бы был провести экзамен по технике безопасности. Бывало, мальчишки баловались и капали девчонкам кислоту на халаты или капроновые чулки, в результате чего на них появлялись дырки. Но это были мелочи. Ужасный случай произошел в параллельном химическом классе. Одна из учениц поднесла другой к лицу пробирку и сказала: «Понюхай, какой запах». А в пробирке кипела серная кислота, в неё добавили воду. Брызги кислоты попали девчонке в глаз, который просто размазался от ожога и ослеп. Не знаю, понёс ли за это кто-нибудь наказание? Думаю, что нет.
Неприятный случай произошел и со мной в одиннадцатом классе на практике по органической химии. Помню, задали всем варить в колбе какой-то каучук. На плитку ставится колба, в неё засыпают нужные химические вещества, добавляют реактивы. Далее в неё вставляют механическую мешалку, закреплённую на штативе, затем включают мешалку и плитку. Я так и сделала. Когда включила мешалку, то раздался оглушительный хлопок, и колба разлетелась на осколки. Хорошо, что как-то меня не задело, могли бы осколки попасть и в глаз вместе с химической гадостью. Но господь меня хранил. Опять же, кто виноват? Прежде, чем работать, преподаватель должен был сказать, что скорость вращения мешалки нужно было поставить на минимум, а потом потихоньку её прибавить.
После этих случаев у меня абсолютно пропало желание стать химиком.
И вот пролетели экзамены. Отгремел выпускной бал, и выбрала я себе совершенно другую профессию, поступила на геофизическое отделение геологического факультета Воронежского Государственного университета.
