Алексей Максимович Горький, окруженный огромной толпой, при пении рабочего гимна, выходит вместе с М. Ф. Андреевой на площадь св. Гаэтана. Необъятная толпа народа устраивает ему бурную овацию. Я и приехавшая с нами из Америки мисс Брукс держимся около них, и мы с трудом садимся вчетвером в ожидающий нас экипаж. К кучеру обращаются, просят его ехать медленно. И снова экипаж окружен людьми, примостившимися на подножках, на крыльях, на кОзлах, рядом с кучером.
Тысячи людей сопровождают нас, и вдруг путь оказывается прегражденным взводом солдат и громадным количеством карабинеров.
Появляется комиссар Каски, который требует, чтобы экипаж Горького ехал не по Виа дель Дуомо, а свернул на Виа Трибунале. Толпа бурно протестует, лошади пугаются, одна падает.
Солдатам отдается команда примкнуть штыки. Это раздражает толпу, она напирает на солдат. Горький поднимается в коляске, с удивлением смотрит на двойной кордон, готовый стрелять в толпу. Крики усиливаются. Взбешенный комиссар приказывает играть сигнал к стрельбе. Некоторые из толпы пытаются бежать, но большинство тесным кольцом окружает нас. Мария Федоровна, бледная, встает перед Горьким, я стараюсь их обоих закрыть.
Все мы следим за действиями солдат и их командиров.
Жутко было смотреть на Горького. Выпрямившись во весь рост, сжав кулаки, он глядел на всё происходившее глазами, полными гнева, готовый, казалось, каждую минуту броситься вперед.
Внезапно карабинеры и гвардейцы, выхватив палаши и револьверы, неистово накидываются на демонстрантов, избивая их плашмя своими саблями. Начинается невероятная паника, и слышен второй сигнал к стрельбе.
Седой красивый старик, адвокат Альтобелли, ехавший в коляске сзади нас, выскакивает из нее, бросается к офицеру, поднявшему шпагу для отдачи третьего и последнего сигнала к стрельбе, хватает его за руку, не дает опустить ее и горячо объясняет необходимость прекратить возмутительные действия полиции. Ему удается убедить офицера, тот отдает солдатам приказание опустить оружие.
Теперь мы видим их бледные, смущенные лица.
Какой-то итальянец вскакивает к нам в коляску и кричит:
-- Я чувствую позор этих диких сцен тем сильнее, что они произошли в присутствии русских и Максима Горького, который может теперь сказать, что итальянская полиция не уступает полиции русского царя.
Упавшую лошадь поднимают, некоторым удается пробиться сквозь ряды полиции, других арестовывают, происходят столкновения между демонстрантами и жандармами. Нас окружают тесным кольцом карабинеры и солдаты, и мы продолжаем путь по Виа дель Дуомо.
Но толпа перехитрила. Демонстранты бросились в боковые переулки, и через несколько кварталов, где уже не было столько полиции и солдат, нас вновь окружила лавина людей.
Свободное копирование
