Следствие длилось 9 месяцев. Трофимов был раздражен и постоянно попрекал меня: "Вы что-то вспоминаете, когда Вас припрешь фактами к стенке! Вот такой-то (он называл имя одного из членов группы) не успеешь задать вопрос, как выхватывает нз рук микрофон и все говорит!"
КГБ изучало всю жизнь, стараясь помимо статьи 70-ой Уголовного Кодекса РСФСР (антисоветская агитацня и пропаганда) пришить какое нибудь уголовное преступление, перебрало 12 статей.: от занятия запрещенным промыслом (давал частные уроки), до измены Родине (Балакирев показал, что я, якобы, в случае ареста, готов рассказать иностранным корреспондентам советские технические секреты (интересно как это я мог сделать находясь в тюрьме КГБ?)). Однако несмотря на все усилия КГБ зацепиться за что - нибудь еще им так и не удалооь. Практически я был чуть ли не единственным заключенным в политическом Мордовском концлагере, у которого была чистая 70-я статья без уголовных "довесков".
После 9-и месяцев следствня мне было вручено обвинительное заключение, состряпанное Трофимовым в виде одного предложения, примерно из 10 тысяч слов, где попирая русскую грамматику все заголовки "антисоветских" документов писались с маленькой буквы. Ни одного факта клеветы из вмененных документов не приводилось. Все они голословно были обьявлены "антисоветскими, клеветническими измышлениями, порочащими советский государственный и общественный строй". Забавно, что в число "антисоветских" и "клеветнических" попали даже мои выписки (с точным указаннем источников) из решений прошлых съездов КПСС и Пленумов ЦК с обeщaниями по повышению жизненного уровня народа. Поскольку указанныe в них сроки давно прошли, то чтение этих документов вызывало смех. Когда я сказал Трофимову как можно объявлять антисоветскими решения съедов КПСС, то он откровенно сказал: "Болонкин, вы же умный человек! Зачем Вам надо было копаться в прошлых съездах. Есть новые съезды, новые обещания!"
