21-го [апреля], четверг.-- Утром к Александру Фед., расспросил лучше о положении дома Черняева. Он сердился на меня, но сказал при уходе, что там есть одна хорошенькая... Хорошо, посмотрю, -- кто, и сердце как-то более переменилось, но и в среду уж, как воротился от Вас. Петр, (до этого времени не был одинок, и нельзя было думать), уж как-то думалось с удовольствием о том,, что буду давать уроки девушкам 16-ти лет, уже взрослым, которые могут понимать и у которых можно отличиться, но так как не был уверен, что согласится Чистяков, то мало довольно занимался этим.-- Хорошо, отправился к Черняеву; тот лежал, сказал, что очень рад. Я посидел у него от 10 до 11 почти и пошел к Чистякову, который живет на углу Ивановской и Кабинетской в 150 саженях от меня -- это-то хорошо, что Так близко. Пошел, не заплутался и прямо нашел дом, никого не спрашивал, -- впрочем, это было и легко, потому что надпись "Пансион".-- Хорошо, вхожу. После уж, теперь ложусь спать. 11 1/2 час.
(Писано 23, в субботу, 10 час. 20 мин. веч.) -- Михаил Борисович -- так зовут Чистякова -- принял весьма ласково и просто, т.-е. с тою простотою, которую, как кажется, он с любовью придает себе и своим словам и движениям. Когда я сказал, что я вместо Раева, он сказал: "Что ж, я весьма рад", -- и только всего. Я просидел у него с 1/4 часа; говорили о предметах серьезных, Синоде, духовном управлении, реформах, политике. Он говорит лучше, чем я думал, судя по его книжке, но что человек ограниченный -- это что и говорить, но как кажется (конечно, не забывая себя и весьма ловко умея обделывать свои дела) добрый. Мне он нельзя сказать, чтобы понравился, но решительно ничего, даже лучше, чем ничего, туда и сюда; только не нравится, как он делает губами, когда говорит, выпячивая и вместе сжимая их -- это придает какой-то глуповатый оттенок; он принадлежит к породе Ал. Фед. в том отношении, что говорит о себе много, -- однако, так делает большая часть людей, -- т.-е. рассказывает события своей жизни, так что я могу уже написать 3--4 страницы "Отеч. записок" его биографии.
Когда пришел домой, пришел Раев, сказал, что там есть одна весьма хорошенькая, "смотрите, не влюбитесь". Это меня несколько задело.-- Что, в самом деле? Разве от меня долго этого ждать? Ведь я жду только первого повода, первой возможности и врежусь, и сердце этим стало шевелиться: в самом деле, я чувствую боль или приятное чувство в сердце, в физической части тела, как, напр.,. чувствую это и в наружных частях тела и в половых органах,, и т. д. Вечером читал "Отеч. записки", и воображение мое несколько разыгрывалось при мысли, как я стану читать перед этими девицами, как я увлеку их, займу, как покажусь им умнее и интереснее всех других; должно говорить о средней истории -- и у меня в голове бродит, как я буду говорить, напр., о книгопечатании, реформации и т. п. Читал, и все в уме вертелись эти мысли, как вертятся и теперь.
В пятницу в 10 час. я должен буду быть у Чистякова на уроке, поэтому я, как воротился от него, сходил в баню, вечером пошел к Иванову, чтобы оттуда пойти постричься и даже думал побриться, но когда посмотрел в зеркало, увидел, что еще не стоит: это все для того, чтобы явиться в порядочном виде перед ученицами.