Чернышевский. Дневник - 201

 8 февраля.-- Утром читал и играл в шахматы, читал Росси, почти дочитал, Гегеля совершенно дочитал, особенного ничего не нашел. Еще акт, опишу после.

 (Писано 10-го, четверг, 10 ч. вечера.) -- Пришел на акт, когда Плетнев уже начал читать; начало необыкновенно глупо, необыкновенно глупо. Срезневский стал читать также хуже, чем думал я; подошел Ал. Фед., мы стали говорить с ним, как раньше с Мельниковым также говорил я и проч., и не слушал Срезневского. Хорошо, начинают читать и раздавать медали. Я был весьма весел, и когда Корелкин получил, поздравил его от души решительно. Конечно, живой радости не чувствовал, а собственно радовался как делу постороннему, не моему, не то, что если бы, напр., Вас. Петровичу что-нибудь; и зная, как приятно, как видишь участие в своей радости, даже поцеловал Корелкина в висок. Сочинение печатает на казенный счет университет. После акта я ушел искать Раева, между тем как он здесь оставался, и не видал того, как Корелкин был представлен министру, который, как нарочно, приехал в ту самую минуту, когда начал Куторга старший читать о медалях. После Раев сказал, что ужасно хвалил, сказал, что должно поддержать, и проч. Это хорошо, дай бог. Не скрою и того, что мне несколько больно, что может быть теперь он будет считаться в университете первым человеком в нашем факультете, а не я. Но эта мысль у меня слаба, потому что слышал лестные отзывы о себе: во-первых, когда шел через коридор, Алексей Иванович, который встретился, сказал: "На следующий год уже вы получите". Это меня обрадовало несколько, что обо мне такого мнения. А сошел вниз -- там встретил морского офицера, которым бывал раньше у Куторги. Он тоже сказал тотчас же, как увидел я его и подал ему руку: "А я ожидал услышать ваше имя".-- Это меня также обрадовало, я поблагодарил его. После то же сказал Троянский. Славянский стыдил меня, что я не писал, и на другой день в университете несколько человек из нашего курса мне это говорили. Я с интересом слушал, какие-то задачи на следующий год: Куторга, о Клеоне, -- тотчас у меня мысль огромного, полного сочинения, и проч., и проч. Для этого должно заняться греческим и проч. раньше, и как пришел, едва тотчас же не принялся за Фукидида, но тотчас вспомнил о своей методе, что должно читать, если можно, с переводом книгу, чтоб выучиться языку, и тотчас решил взять у Залемана, а до того времени отложить. Это меня обрадовало, что о Клеоне, т.-е. что по истории хотя лучше бы, если бы не из Афин, которые надоели мне; но решительно ни чего, все-таки. Да кроме того и у юристов: "О налогах на промышленность до Петра" -- мысль написать и то, и другое. Тотчас другая мысль -- сначала одно, свое, после -- если будет время -- непременно и за то, только летописи и акты Архивной Комиссии и проч.-- немного дела, менее чем о Клеоне. Это было бы тоже хорошо в своем роде: одному вдруг получить две медали. Оттуда к Вольфу, где читал случайно "Современник", потому что он лежал на конторке, и я взял его. Читал только Смесь -- французскую повесть "Кризис." (что женщина хочет испытать бурную жизнь и проч.)[1]; мне понравилась, потому что я проникнут этою мыслью. Оттуда когда пришел, пришел Сокольский Петр Максимович из Саратова, который был и раньше, у которого был раньше и Ив. Гр., пришел и Ал. Фед. скоро, и я вышел. Когда я нышел, скоро дело приняло новый вид по причине того {Неразборчиво. Ред.}, что у Ив. Гр. вырвалось слово о том, что образованный поляк, с которым служит он, толковал ему о праве на собственность (французский вопрос, коммунизм), и что глупо говорить об этом в собраниях. Я-таки не удержался и пошел говорить, хотя думал, что Ив. Гр. слушает с нетерпением, и говорил больше часу, -- по моему мнению, хорошо, только увлекся и представил дело односторонне, по вообще говорил о том, что не. должно смеяться над теми, кагорыс проповедуют новые мысли, потому только, что они увлекаются и проч., что смеяться легко и пр. Ал. Фед. поддакивал, Ив. Гр. говорил свои сомнения. Ныне за обедом спросил моего объяснения, т.-е. предложил возражение, которое пришло ему в голову, -- следовательно, он не решительно не слушал, т.-е. слушал решительно со вниманием, а не нехотя и, следовательно, проповедывание и в такой душе, как его, которая кажется мне по своей щепетильности, самонадеянности и мягкому, повидимому, деспотизму, т.-е. Stocklieit {Упрямству.}, всего менее способна проникаться новыми мыслями, особенно сколько-нибудь противными прежним убеждениям, потому что он мнения более всякого другого будет держаться до последней крайности, -- и в таком человеке проповедывание оставляет некоторые следы, и поэтому не должно безусловно молчать из опасения даром, без всякой пользы показаться смешным.