В воскресенье государыня ходила к обедне в большую церковь и стояла в роброне, т. е. в платье с хвостом, и дежурная тоже была в роброне. Наталья Семеновна ходила ко всем фрейлинам и просила их одеться в роброн, ее лакей Гурьянов обходил всех, мы обыкновенно говорили: "Пусть старушка потешится". Шишкина, Беклешова и Пущина, бедная Наталья Семеновна, тогда приходили в отчаяние. Я раз согласилась идти к обедне в роброне, она так обрадовалась, что меня поцеловала и сказала: "Ma chère, j'ai des pastels de Novgorod, je vous les enverrai".-- "Pour qui vous priez, ma chère Наталья Семеновна, je vous assure que je le fais de bonne grâce et ne vous inquiétez pas" {Милая моя, у меня есть новгородские пастели, я вам их пошлю.-- Милая Наталья Семеновна, уверяю вас, что я делаю это по доброй воле, не беспокойтесь.}. Катерина Николаевна Кочетова жила особо, у нее были три комнаты, две девушки. Она была оригиналка, вставала в 6-ть часов, ванна со льдом была готова. Она купалась и вытиралась одна, запирала дверь на ключ и ходила, как ее создал господь, перед открытой форточкой, какой бы ни был мороз, потом одевалась, надевала легкие башмаки, одевала платок, мчалась , а в 8 часов была у обедни в большой церкви, оттуда возвращалась в свою гостинную и пила чай со сливками, а в постные дни с миндальным молоком. Ей приносила федоровская баба ржаной хлеб с черникой и сухую калину, когда ее хватил мороз, и тут же другой запах придает, и это довольно вкусно. Я часто у нее пила чай, она была очень милая и ленивая. После чая она читала "Четьи Минеи" и сочинения Симеона Полоцкого (воображаю скуку от этих сочинений!) После ездила с визитами и часто обедала у Ивана Петровича Новосильцова . К ней приезжала француженка с модами и уверяла ее, что тюрбан или берет ей очень пристали. Она говорила: "Вы цветок", а оборачиваясь ко мне, говорила: "Да разве что-нибудь пристало такой старухе, у нее-то и нос крючком". Новосильцов имел привычку петь, когда играл в карты. Граф Александр Ив Сологуб говорил, что он пел: "Ты не поверишь, ты не поверишь, как ты мила", а когда спускалась Мария Федоровна, он пел: "Ты не поверишь, ты не поверишь божеской милости императрицы".