Вскоре получилось известие, что князь Яшвиль приедет делать смотр 17-й конной артиллерии. Лицо Яшвиля было очень неприятное, что-то суровое и холодное, и он участвовал в страшном убийстве в Михайловском дворце. Ему очистили залу, а братьев перевели вниз. Он остался доволен и прибавил, что надеется, что государь тоже будет доволен, что его на днях ожидают в Борисоглебске, где была батарея Бремзена, которым он был чрезвычайно доволен.
Наконец получили известие, что приедет император. Весь дом очистили, выколачивали мебель, обили новым ситцем, выписали провизию из Воронежа на почтовых тройках. Государь и князь Петр Михайлович одни поместились в доме, нас всех перевели вниз. С государем был его камердинер и метрд'отель Миллер, которому служил наш Дмитрий, к счастью, в трезвом виде. Матушка родила за две недели перед тем дочь. Государь изъявил желание ее видеть. Первая комната была завалена подковами, сбруей и прочей дрянью.
Не обращая внимания на беспорядок, государь сказал: "Мы с вами старые знакомые, если ваша дочь не крещена, я хочу быть ее крестным отцом и желаю, чтоб ее нарекли Екатериной. Avez-vous quelque chose à me demander" {Хотите ли о чем-либо просить меня?}? -- "Государь, я озабочена воспитанием детей".-- "Вашу дочь я помещу в Екатерининский институт, брат Михаил, как артиллерист, будет платить за нее, а этих молодцов я беру на свой счет в Пажеский корпус: кажется у вас есть еще сын Карл Александр -- и его помещу туда же на свой счет".
У царских особ особенная память: он не забыл, что обещал герцогу Ришелье нас не оставлять. Я сделала реверанс, а братья низко поклонились. "Vous êtes conditionnés, mes petits jeunes gens, j'espère que vous soyez dignes officiers et serviez avec zèle votre patrie" {Вы подготовлены, мои маленькие молодые люди, я надеюсь, что вы будете достойными офицерами и с усердием послужите своему отечеству.}. Государь выпил чашку зеленого чаю с молоком и отправился отдыхать и обедать. Арнольди не было при его посещении маменьки и не был зван на обед.
На другой день был по обыкновению развод, батарея Бремзена пришла и соединилась с батареей Арнольди и стояла лагерем в поле вне города. Городничий Белелюбский всюду скакал во весь дух перед коляской государя, запряженной вороными лошадьми. Александр Пав<лович> любил весьма скорую езду и не терпел ожидать. На одной из польских станций явился маршалка в белых штанах, шелковых чулках и башмаках с пряжками, снял свою треуголку с черным султаном и сказал: "Ваше императорское величество! Польское дворянство имеет честь и проч." -- "Хорошо! Волконский, пора ехать! Форейтор, запрягать!" Маршалка сел на запятки, так что его никто не видел, кроме Ильи, и <проехал> 25 верст по страшной грязи, слез тайком и скрылся. Это мне рассказывал в<еликий> к<нязь> Михаил Павлович и помирал со смеху, воображая забрызганную фигуру маршалки. Вечером был смотр, и матушка взяла меня с собой в коляске. Государь подъехал к ней и сказал несколько самым приятным тоном, он был сердечкин и дамский кавалер, как выражаются губернские барышни. Во время посещения государя я видела в первый раз столовый прибор герцога Ришелье (его было 9 пудов, много vermeil) {Позолоченное серебро.}. Он мне подарил этот ящик, а мне не досталось даже чайной ложки. Полковник Арнольди был communard {коммунар} и находил, что твое -- мое, а мое -- не твое. Государь был очень доволен батареями, особенно батареей Бремзена, <были лошади всех шерстей: вороные, гнедые, рыжие, чалые, саврасые, соловые, пегие.
После его отъезда все пошло старым порядком.