140. Нантакет и Йорк-бич
Приближался отпуск Глеба, и надо было выбрать место, где можно было бы скромно и хорошо провести две недели. Архитектор Смит на службе Глеба советовал поехать на остров "Мартас Виньярд", а Ярослав Белый, подрабатывавший летом на острове "Нантакет", звал Глеба приехать туда на два дня и посмотреть подходящие места там. Остановиться можно будет у его хозяев. Глеб решил предпринять поездку на "Мартас Виньярд" и "Нантакет". До "Вудхол" он доехал на поезде. Там пересел на пароход. До ближайшей остановки на "Мартас Виньярд" езды было один час, до "Нантакета" – три часа. Глеб решил ехать прямо на "Нантакет". Там его встретил Ярослав. Он познакомил Глеба с хозяйкой. Хозяйка вставляла в свою английскую речь русские слова.
– Откуда вы знаете эти слова? – спросил Глеб.
– От Наташи Ясеневой.
Оказалось, что Ясеневы несколько лет подряд проводили здесь летние месяцы. День был праздничный, и к хозяевам всё время приезжали их родственники. Ясно было, что в их доме Глеба негде будет устроить на ночь.
– Я вас устрою у одного русского офицера, – сказал Ярослав.
Уже темнело, когда Ярослав повёл Глеба вверх по гористой улице. Он постучал в дверь казавшегося пустынным дома.
– Войдите, – ответил голос из темноты.
Ярослав и Глеб вошли в тёмную комнату. Потом зажёгся свет, и они увидели большого человека, голого до пояса. Он сидел в кресле, а на столе стояли бутылки и рюмки. Видно было, что ещё недавно здесь происходила попойка. Ярослав познакомил Глеба с хозяином, сказал, что просит дать Глебу ночлег, и исчез. Хозяин встал. Он оказался детиной большого роста, с хорошей ещё шевелюрой, в возрасте между 55-ю и 60-ю годами. Он был когда-то кавалерийским офицером русской армии.
Попав после революции в США, он женился на американке. Вероятно, в молодости он был красив и пользовался успехом у женщин. Американка его покинула, а он занялся скульптурой, резал из дерева длиннолицых уродцев. Несколько уродцев стояло на столе, других он с гордостью показал Глебу в американском журнале. Расспросив Глеба, кто он и откуда, хозяин сказал:
– Что же, надо было бы, по этому случаю, выпить. Есть у вас деньги? Глеб вытащил из кармана несколько долларов.
– Нет, это много. Довольно полтинника. Вот и я прибавлю полтинник. Теперь надо купить чего-нибудь выпить. Я раздет, мне неудобно идти. Можете вы купить? Вон светится огонёк, это винный магазин.
Глеб пошёл на огонёк. По дороге он соображал: хозяин уже на взводе. Если купить что-нибудь крепкое, он напьётся. Куплю я пива. Так он и сделал. Когда Глеб принёс пиво в "каннах" [(can – консервная банка)], хозяин сказал:
– Пиво надо покупать в бутылках, выходит дешевле.
Пробив в "каннах" по две дырки он добавил:
– Ну, давай выпьем на брудершафт.
Выпили на брудершафт. Глеб лёг спать, хозяин обещал разбудить его в четыре часа утра, к раннему пароходу. Глеб проснулся сам, умылся, но хозяин вышел проводить его до калитки. Солнце ещё не всходило. Нантакет лежал весь в белесых нежных красках.
– Ну помни, – сказал бывший кавалерист, – мой дом – твой дом.
Глеб сидел на палубе и размышлял, слезать ли ему на острове "Мартас Виньярд". Решил, что не стоит. Разведка слишком затянулась бы. Было свежо. За пароходом летели чайки. Первые лучи солнца упали на океан.
– "Мартас Виньярд" я не видел, – сказал Глеб Оле, – а "Нантакет" будет нам не по карману. Хозяйка Ярослава готова дать нам комнату бесплатно, но я не люблю одолжаться у незнакомых людей. Кроме того оттуда не близкий конец ходить на пляж, а на пляже сыпучие пески, которые ветер несёт в глаза. Сделаем рекогносцировку на север.
На север Беклемишевых повёз Николай Вакар. Ехали по штату Нью-Хемпшир, всё время сворачивая на узкие шоссе, ведущие к океану.
– Куда ты завернул, – закричал Глеб, – тут ведь было написано "прайвет уэй" [(private way – частная дорога)].
– Ну, ничего не поделаешь, тут повернуть нельзя.
Действительно, это была узкая лесная просека. Глеб думал, как Николай вывернется. Выехали на поляну. На ней не было никакого приличного дома. Стояли сараи и стол под открытым небом, за столом сидели два человека, за 60 лет, с большими животами. Перед ними стояли бутылки и стаканы. Под столом тоже стояли бутылки, много пустых бутылок. Николай вышел из автомобиля и подошёл к старикам.
– Гуд морнинг, не знаете ли, где тут живёт Эмерсон, Фрэд Эмерсон?
– Эмерсон? Фрэд? Постойте, когда вы выедете отсюда, поверните налево, потом на "рут 28" до озера, затем направо, а там опять спросите, где живёт Эмерсон.
– Тэнк у вери мач.
И Николай выехал из леса на шоссе.
Подходящую комнату Беклемишевы нашли в доме на Лонг Йорк Бич. Сзади дома начинался лес, перед домом был океан. Океан был холодный. Иногда по утрам с него на берег катились густые волны тумана. Маленькие птички стайками бегали по пляжу, подбирая какую-то пищу, которая оставалась на песке после откатившейся назад океанской волны.
Главное неудобство этого места заключалось в том, что было неизвестно, где питаться. Для человека с автомобилем эта задача разрешалась просто, но Беклемишевым приходилось отмеривать мили, чтобы пообедать.
– Нельзя ли в вашем рефрежерейторе сохранять нашу бутылку молока?
– Одну бутылку молока я могла бы там поставить, но, если я разрешу это вам, я должна разрешить хранить там молоко и другим жильцам. Тогда там места не хватит.
– Нельзя ли было бы разрешить эту проблему таким способом, – сказал Глеб,
– нашего молока в айсбоксе не будет, но там будет ваша лишняя бутылка, и вы будете нам ее продавать, с надбавкой, конечно.
– О! Это можно.
Купанье в холодном океане, свежий морской бриз, лёгкая пустота в желудке (обедали Беклемишевы не каждый день), всё это было не так уж плохо. Во всяком случае и Глеб, и Оля вернулись домой более бодрыми, чем были до отпуска.
Вскоре головные боли у Оли возобновились. Глеб отправил её на исследование в Нью-Ингланд Институт, знаменитый своей диагностикой. После трёх дней исследований доктор пригласил Глеба.
– Всё у вашей жены вполне нормально. Не знаете ли вы отчего у неё эти головные боли?
– Доктор, это как раз то, что я хотел бы услышать от вас. Я ведь не медик.
– Видимо, причины в нервах.
Глеб решил переехать с "Арборуэй", пропитанного парами отработанного бензина. Жаль было, конечно, ботанического сада и Джамэйка Понд. Глеб нашёл две комнаты в Белмонте.
Хозяин – непрактикующий адвокат, лет шестидесяти. У него осталось одно лёгкое. Очень вежлив. Всё время занят работами по улучшению дома. В подвале у него мастерская. Кроме того он коллекционирует "антики". Две комнаты в квартире и "порч" [(porch – здесь, по-видимому, крытая веранда]] представляют собой настоящий музей. На лестнице стоит медная статуя Цезаря.
– Это Цезарь? – спрашивает Глеб.
– Ит из Цисса [(It is Caesar)], – отвечает Лео. Друг друга не поняли.
Главой семьи является жена. Мэй имеет в центре города салон. Она вся поглощена своим предприятием. По происхождению – ирландка, ревностная католичка.
– Мой муж американец, – говорит она Оле, – но ирландцы лучше американцев. Вчера у меня была одна девушка. Ах! Она принадлежит к такой чудной религии.
Глеб приготовился услышать какую-нибудь совершенно необыкновенную религию.
– Да, так эта девушка католичка.
Мэй два раза водила Беклемишевых в костёл. Вероятно она втайне надеется обратить их в католичество.
– А какая религия в России? – спрашивает она, – лютеранство?
