Сегодня 3 января 1940 года
Недавно Новый год встретили, и очень бурно. Ходили с маманей и с отцом в гости: и к знакомым, и к теткам, и к дяде Мише — крестному. Мне дважды наливали вино. Пришлось чокнуться со всеми, чтобы правила соблюсти и, главное, родню не обидеть. Но что люди находят хорошего в вине или, особенно, в этой дурацкой водке — не понимаю и понимать не хочу. После нее — головная боль, а во время «приема» — одна горечь.
В этом году многие елку ставили дома, вспомнили старинный обычай. Украшали игрушками, — покупали и сами делали. Вату клали на ветки вместо снега, а кое у кого нашлись и маленькие цветные лампочки: всю елку освещали разноцветным электричеством, у Софьи Григорьевны видел. Но самое интересное — это подготовка была. Клеили коробочки из цветной плотной бумаги, вырезали серебряные звездочки, брали для них бумажки из-под конфет. Некоторые вешали просто пустые фантики, но это — неинтересно. А так-то — вся квартира кипела, все волновались, перекликались...
Маманя ставить елку не разрешила. Сказала, что после нее нужно месяца два выметать из комнаты иголочки, они будут долго появляться изо всех углов, когда насыпятся с елки. Жаль! Я бы ей помог вымести эти иголки, зато как красиво было бы на Новый год! Она все равно не согласилась, хоть и я и мои сестры, особенно Нюрочка, хором уговаривали ее. Не уговорили!
А так — ничего интересного не происходит. Поэтому и вытаскиваю эту синюю тетрадь на свет Божий довольно редко. Да, вот что: недавно перечитывал стихотворение Лермонтова «На смерть поэта». Сильнейшая вещь, ничегосильнее я не знаю, это всегда потрясает меня заново. И как это люди допустили, чтобы убили Лермонтова. Сначала Пушкина, а потом и Лермонтова?
Неточно Николай Алексеевич на уроке литературы нам сказал, что Лермонтову, когда его застрелил Мартынов, было двадцать семь лет. Ничего подобного, ему еще двадцати семи не было! Я узнавал, я потом ходил в читальню на Чистых прудах, хотел его день рождения уточнить, чтобы запомнить для себя. И конечно, полистал энциклопедию. Ему, оказывается, до двадцати семи еще два с половиной месяца жизни оставалось. И сколько бы он за это время встретил и проводил восходов и закатов, сколько бы написал прекрасных стихов! Он успел бы и жениться, и оставить после себя сына! Или дочь! Правда, увидеть их он бы уже не смог...
Бедный парень, так рано погибнуть! От пули мелкого, обидчивого дурака! Ведь Лермонтов — он выстрелил в воздух и весело (да, весело!) сказал: «Прошу последовать моему благому примеру!» Куда там! «Мартышкин» прицелился, как в мишень, и выстрелил прямо в его сердце.
Лишить жизни человека, Лермонтова убить! Да, и на его смерть не нашлось гения — не было такого! — который смог бы сказать: «Убит поэт!» Успокоиться я пока не в состоянии, словно это несчастье произошло только вчера. Меня всегда возмущают несправедливость и жестокость. Как перечту «Убит поэт», так — переживаю... «Мартышкин», он потом всю жизнь мучился, места себе не находил, ежедневно молился в часовне за душу раба Божьего Михаила. Да мне на его раскаяние наплевать — слишком позднее и непоправимое.
Да, а почему биографы, да и другие, прибавляют великим дни и месяцы? «Округляют» дату их смерти? Хотят, наверное, вроде бы продлить им жизнь? Ну да! Каждому понятно: пусть хоть два с половиной месяца, хоть два дня, а человеку хочется их прожить на Земле.
...Поговаривают, что у нас в школе скоро введут «Военное дело». Будем учиться разбирать и собирать винтовки, правильно обращаться с противогазами и осваивать многое другое, военное — там уточнят. Уж и карты, и разные схемы, и винтовки с противогазами привезли. Появились и плакаты по нужным темам, — стоят в углу, свернутые в трубы. Их повесят на стены, когда военрука пришлют, который и должен будет передавать нам свои знания. Что ж? Все как надо: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов».
Войны, правда, никакой не предвидится! С немцами у нас мирный договор, а другие никогда к нам не сунутся. Но армия, конечно, должна быть сильной, организованной, готовой отражать нападения любого агрессора.
Свободное копирование
