Фестиваль подарил мне множество интересных встреч. И не только с популярными актерами кино. Были личности просто фантастические.
Так, мы познакомились с Ага-ханом — вождем исмаилитов, представителем одного из самых аристократических родов Востока и Запада. Носителем высшей мудрости, как его величали, ибо ему передается благодать пророка. Он дает исмаилитам наставления, и они имеют силу духовного закона. Мне трудно было понять разницу между суннитами и шиитами — приверженцами главных ветвей ислама, а ведь исмаилиты — это ветвь шиитов… Я запомнила жену Ага-хана, француженку, дочь обыкновенного трамвайного вагоновожатого, которая приняла мусульманство.
Когда она шла во Дворец фестивалей, то все расступались, освобождая ей путь, и репортеры бросали звезд, и камеры направлялись на нее. Она шла спокойно, величаво, и сразу чувствовалось — идет Женщина. Даже не просто Женщина, что-то в ней было магическое, таинственное, это завораживало окружающих.
Мы с ней познакомились, и нам пришло приглашение посетить виллу Ага — хана.
Что тут началось! Ни одного корреспондента не пригласили, на фотосъемку было наложено табу. Мы понимали: не каждая делегация удостоится такого внимания.
За нами прислали машину, извинившись, что она выпуска прошлого года. Я тогда не водила автомобиль, тем более не разбиралась в марках, но заметила, что салон был обит нежнейшей лайковой кожей светлых тонов.
Неподалеку от Канн мы увидели белоснежную виллу с колоннами, увитыми розами. И ступеньки, которые шли от виллы к морю, тоже были в розах. Этакая симфония из вьющихся роз.
Хозяева встретили нас радушно, без чопорности, но во время обеда за каждым из нас стояли по два официанта. Не успеешь попробовать, а уже меняются приборы. Даже мясо было инкрустировано какими-то восточными узорами.
Благодаря Сергею Иосифовичу Юткевичу, который прекрасно говорил по-французски, и Любови Петровне, которая знала английский, у нас получилась легкая беседа.
Любовь Петровна вообще не терялась нигде. Она разговаривала с Ага-ханом и его женой, как будто только вчера с ними простилась и на следующий день вновь пришла к ним в гости.
После обеда все переместились в гостиную, пили кофе, разговор был общий, потому что хозяева о нас ничего не знали, да и мы о них тоже.
Принцесса сказала, что собирается в Москву. Ей очень хотелось познакомиться с нашей столицей. Она взяла слово с Сергея Иосифовича и с меня, что, когда приедет, мы непременно позовем ее в гости. Я пообещала, но мне тогда это показалось нереальным.
Когда мы возвращались в гостиницу, то увидели залегших в кустах репортеров. Они пытались сфотографировать хотя бы автомобиль, в котором мы ехали.
Дня через два Григорий Васильевич Александров признался:
— Я не знаю, куда фотопленку спрятать.
Дело в том, что он с разрешения Ага-хана и его жены снимал нашу встречу.
— Боюсь, что пленку украдут. Я прихожу в отель и чувствую, что кто-то рылся в моих вещах.
Действительно, Александрову предлагали большие деньги всего лишь за один негатив.
Газеты много писали о нас, в том числе и всякую чепуху. Будто мы привезли с собой столько черной икры, что Ага-хану подарили чуть ли не бочонок.
Нас приглашали то на дегустацию сыров, то на вечерний раут в старинном замке. Я даже не представляла, что все это может быть в жизни.