|
Родился я 6 июля 1941 года в Замоскворецком районе г. Москвы. Мама рассказывала, что вскоре начались ночные бомбежки, и нам часто приходилось ночевать в метро. Позже мама рассказывала, что у ребенка соседней женщины голодные крысы отгрызли нос… Ещё
|
|
|
Мама рассказывала, что оккупация проходила как бы буднично. И в самом деле, луга да холмы партизанской войне не благоприятствовали, да и потеря советской власти, разорившей некогда благополучный край, особого сочувствия не вызывала. Ещё
|
|
|
Другое событие – ночлег пяти-семи советских солдат в нашем доме. Помню, что я опять на руках у кого-то из теток; у дверей – человек семь людей в шинелях, и бабушка указывает им рукой на пол: ложитесь, мол, здесь, под окном... Ещё
|
|
|
Из воспоминания, однозначно относящихся к этому времени, добавилось немногое. Запомнилась богатая коллекция запахов на толстом, широком дубовом подоконнике небольшого деревенского окна: латунного резного шпингалета... Ещё
|
|
|
Но вот и станция Пушкино. Впереди почти два километра пешего хода. А мне не тридцать лет, а три года, и через каждую сотню шагов я сажусь на землю и требую: «Накамэ!». И бедная мама подчиняется… («Накамэ», т.е. на-ко-мне – короче: хочу на руки)... Ещё
|
|
|
Я и самому себе не могу ответить на вопрос: почему не могу успокоиться и напрочь забыть отчима, который за всю жизнь не дал мне ни капли тепла, который (к счастью, редко) жестоко издевался над мамой, за что моя Соня покрыла его навеки ненавистью (и я с нею согласен)... Ещё
|
|
|
И вот после смерти отчима прошло 45 лет, и у меня такое ощущение, что на всем свете память о нем не нужна никому – так, промелькнувшая в бытии искра. И лишь я не могу зачеркнуть прошлое... Ещё
|
|
|
Вскоре сели за стол с какой-то простой едой. Справа – мама, напротив – отчим, я сижу спиной к окну. Мама смущенно выдавила: «Сыночек, а это твой папа. Теперь он твой папа». Четко помню себя КАК со стороны: насупленный, опущенная голова, взгляд исподлобья и… гробовое молчание... Ещё
|
|
|
В 1939 году метрах в пятнадцати от южной стороны дома Петр Денисович построил фанерный, но утепленный (кажется, мхом) сарай. Он был покрашен в синий цвет. Для меня это было царство чудес. Помимо двух топоров, пилы, косы, лопат, граблей, вил и лома, в нем было множество ящиков... Ещё
|
|
|
Из игрушек у меня были только двое канцелярских счет – большие и маленькие. Для меня они были грузовыми автомобилями. Еще я мог прикасаться к шахматам (которыми Петр Денисович когда-то играл с будущим шахматным гроссмейстером Василием Смысловым... Ещё
|
|
|
Из трех новогодних праздников с елкой и Дедом-Морозом (1945, 1946, 1947) запомнился, по-видимому, только последний. Больше всего запомнился, бумажный пакет с диковинными подарками – мандаринами и шоколадными конфетами. А еще от детского сада навсегда осталась память о бутерброде с красной икрой... Ещё
|
|
|
Где-то в декабре 1946 года состоялся суд над моим отцом (которого я никогда не видел) в связи с его отказом платить алименты. В здание суда мы приехали заранее. Сидели на холодных, лакированных, буковых лавках в зале ожидания... Ещё
|
|
|
У машиниста маневрового паровоза она узнала, какой товарняк пойдет в нужном направлении. Пошли по рельсам к локомотиву... Мама подошла к поручням паровоза и обратилась к машинисту: – Милай, возьми до Плавска. – Залезай!.. Ещё
|
|
|
А речка Малынка, двухметровой ширины в узком месте и лишь на двух перекатах достигавшая метров десяти, преодолевала трехметровую высоту низкого противоположного берега и разливалась метров на двести по лугам, полям и огородам, оставляя в центре S-образной долины холмик с пасекой.. Ещё
|
|
|
Однажды бабушка взяла меня с собою в полдня – доить корову, находившуюся на выпасе в деревенском стаде километрах в трех от дома... Ещё
|
|
|
Иногда на дедушку выпадала очередь охранять деревню. От кого – не знаю, может, от волков, ибо о ворах и разбойниках никто ничего не говорил, а вот волки за войну расплодились. Собираясь на «вахту», дедушка брал с собой керосиновый фонарь... и странное устройство – колотушку... Ещё
|
|
|
Отчим рассказывал, что в 19 веке на его родине, в Рязанской губернии, хитрые мужики через игольное отверстие заливали опустошенную скорлупу воском. Через 34 года аналогичным образом я заполнил коньяком банку из-под сгущенки и передал ее в посылке в Бутырку ко Дню рождения Юры Гримма... Ещё
|
|
|
Никакого сексуального воспитания детей в наше время не было – все познавалось на улице от более старших детей. До маленьких детей информация доходила в весьма своеобразной форме. Однажды с четырьмя девочками от пяти до девяти лет мы оказались в нашем огороде за сараем... Ещё
|
|
|
В семь лет я уже в одиночку мог уходить за речку. Однажды я перешел по камням на другой берег и ушел от дома метров на двести-триста, к пасеке. Издали я впервые увидел свою часть деревни со стороны. Было, наверное, часов восемь утра. Еще не сошла утренняя прохлада... Ещё
|
|
|
Страна детства – это, прежде всего, лужи. И если ребенок не лезет в лужи, значит, ему отбили детство… А начинаются лужи, как известно, с дождя. И вот он посыпал с неба: сначала как пшено, затем как из решета, а уж если разойдется, то и с градом... Ещё
|
|
|
