«… любимая, теперь, когда я глух
и слеп один от ревности и злости –
приди ко мне на ощупь и на слух,
приди ко мне на три минуты в гости.
Приблизь свои подталые глаза –
то синие, то серо-голубые.
Три дня прошло –
и вот уж написал
три сотни строчек жалких о любви я»
2 августа в газете «Магнитострой» опубликован цикл стихов Бориса Попова «Правила игры» - с посвящением С Гладковой.
Я уже не сердилась на Бориса за очередную публикацию.
«В меня влюбился взрослый мужчина – Поэт (мне и самой было это удивительно),он посвящает мне стихи и печатает их в газетах», - писала я в Киев своей подруге Ирине Стрельбицкой.
Новая публикация Бориса не осталась незамеченной в коллективе книготорга, где я работала. Особое впечатление на моих коллег произвели вот эти строчки:
Сплетни, стучащие по площадям,
словно подковки.
Думал ли я, что тебя пощадят
эти торговки,
эти менялы умелых идей?
…Нам не хватало
предощущения осени. День
весь из металла.
На негативную реакцию окружающих я перестала обращать внимание. С этим «взрослым мужчиной» мне было легко и свободно.
- А как же разница в возрасте? – раз за разом задавали мне вопрос.
Я её не чувствовала.
………………………………………………………………………………………………
После его смерти Таня неоднократно говорила, что Борис был ходячей энциклопедией, с ним всегда было интересно. Ей ли не знать – мы вместе работали в книжной лавке (Борис – консультант по ассортименту, Таня – главный бухгалтер), они частенько вместе ездили за новинками в Москву.
Юрий Ильясов как-то высказал мне мысль, что после Бориса остальные мужчины будут казаться мне «маленькими», и никто не сможет дотянуть до его уровня. Он был прав – и сам не смог дотянуть…
………………………………………………………………………………………………
Борис много работал, читал, писал стихи. По просьбе Владимира Мозгового регулярно готовил обзоры поэтической почты для «Магнитогорского рабочего». Ждал выхода своей первой книги – вёл переписку с редактором, ездил в Южно-Уральское книжное издательство в Челябинск.
Стихи Борис писал ночью - никто не мешал, не отвлекал от ГЛАВНОГО. Каждое утро я находила на столе новое стихотворение – в тот период почти все они были посвящены мне – и это было потрясающе:
Голубеет рассвет. Серебрится.
А у нас тяжелеют ресницы.
В пять утра просыпаются птицы.
Спи, мой ангел – ты птаха не та.
Что тебе эти слухи и страхи,
эти выдохи, «охи» и «ахи».
Ночь уходит в парчовой рубахе –
неизвестно зачем и куда.
Спи, мой ангел, шатун босоногий,
неприкаянный и одинокий.
Ночь уходит, плывёт по дороге,
опуская свои паруса.
Спи, уже отцвела медуница,
Зевс прогрохал своей колесницей,
в пять утра просыпаются птицы –
я тебя поцелую в глаза…
Это лето было удивительным и ярким не только для меня. В письме, которое передал мне Вельямидов после похорон Бориса, сказано было так:
«…Я должен сказать тебе – что ты для меня стала значить. Больше всего я люблю твой голос, твои слова в некоторые минуты, твои глаза. Раньше они мне казались хитрыми, теперь видятся светящимися и нежными. Так неуютно, трудно и хорошо, и плохо, и прекрасно мне жилось два месяца – когда ты ко мне приходила. Я ненавидел тебя и ждал каждую минуту. Да, я стар для тебя.
Мне много лет. Мне много лет без мала…
Без мала много. Разве это ложь?
Так ты однажды, Света, мне сказала –
ты далеко действительно пойдёшь.
Моя жизнь кончена. Или я ещё протяну несколько лет в странном ожидании и надеждах. Для моей оставшейся жизни требуется подруга, но для этого нужно полностью верить в мои способности (или талант). Смолоду я был талантлив, может быть гениален, теперь я никто. Я написал ночью, не этой, а во все предыдущие – сотни гениальных стихов, но утром уже их не помнил. Для того, чтобы восстановить их – требуется любовь. Ты не представляешь, как я вообще могу написать!..»
Из открытых окон всех домов летом 1989 года неслись «Белые розы» Юрия Шатунова. Я предпочитала слушать другие группы, потому и процитировала однажды Борису слова из песни группы «Наутилус Помпилиус»: «Я хочу быть с тобой».
Борис как будто бы испугался того, что наши отношения могут перейти на другой уровень. Он сказал, что с ним сложно. Что бывают периоды, когда ему не пишется – и тогда он становится просто невыносимым и раздражительным. Что быть женой поэта – тяжкий труд, и я не вынесу этого.
Летом 1989 года мы были вместе и не знали ещё, что нас, как часто высокопарно и едва ли обоснованно произносят, разлучит только смерть.
- Борис, как ты пишешь? - спросила я однажды.
- Как будто открывается что-то, - ответил он мне.
… то целый вечер говорю,
то третий лишний.
… не ведаю, что я творю –
прости, всевышний.
Когда бы сам ты знал пути
свои господни!
… всё перепуталось, прости –
вчера, сегодня.
В любую дату загляни –
везде проколы.
Короче ночь, длиннее дни
и протоколы.
Всю эту бестолочь смахну,
как пот с затылка.
… а волки воют на луну
темно и пылко.
А телеграфные столбы
не шелохнутся.
… и не уехать от судьбы,
не отмахнуться.
