Из статьи Б. Попова
«Сумерки новой жизни, или Ностальгия по 60-м…»
от 3 августа 1991 года
За кинотеатром имени А. М. Горького жил сквер. Его тогда не уродовали, не кромсали, не выравнивали, не подстригали под общую гребёнку – и он рос, как хотел. Пах лиловыми, тяжёлыми сиренями, влагой горного Урала, вздохами и поцелуями влюблённых. С наступлением сумерек жизнь здесь не замирала. То в одном, то в другом углу этого дышащего сладостного ада звучали-перекликались гитары. Кто-то пел…
Шли шестидесятые годы. Хрущёвская оттепель, медленно катившаяся от Москвы, дошла и до Урала. Всё менялось – пристрастия, настроения, мода, люди, особенно молодые. В городе появилась «ночная жизнь». Господи, что это были за годы! На фронтоне кинотеатра имени Горького подвешивалось белое, сшитое свежими швами полотно, и крутилось, крутилось прерываемое шумом «кино». До двух, трёх часов утра! Завсегдатаи улицы Горького, магнитогорского «Бродвея», считали ниже своего достоинства появиться здесь раньше полуночи. До двенадцати гуляли малолетки – 13-14-летние подростки. Взрослый контингент подходил попозже. Магазины тоже работали допоздна. Вино продавалось свободно, но особенно пьяных на улице Горького не было. Зачем? И так весело и тревожно. Ах, шестидесятые годы! Сколько о вас спето, написано, выдумано и показано – а вы всё остаётесь в памяти, как первая детская любовь!
Где вы теперь, ночные красавицы из строительного техникума, богатыри с индустриального, элита МГМИ и шпана 13-го квартала? Где вы, пижоны, начитавшиеся Ремарка и Хемингуэя, пижонки, бредящие Э. Асадовым и В. Тушновой? Невозмутимые супермены, копирующие Збигнева Цибульского из польского кинофильма «Пепел и алмаз», русалки под Марину Влади, куколки под Брижит Бардо? Где вы? Всё изменилось. И город вечером пуст, и память наша постепенно пустеет. Увы, увы…
Нынешние «диссиденты и ниспровергатели» почему-то любят вспоминать те уже далёкие годы. «Мы – «дети оттепели», - выразился один депутат на сессии городского Совета. Как ни стараюсь, не могу вспомнить имена всех этих «детей». Впрочем, одно на уме уже есть – это В. Я. Кряквин, директор нынешнего подросткового центра. Тогда он занимался оперативными комсомольскими отрядами. Эти дружины я тоже помню. Возможно, Владимир Яковлевич сам когда-нибудь напишет о тех временах – всё-таки это уже история. Немало дров наломали тогда эти комсомольские молодцы. Где и они теперь? Кем выросли, кем стали? С лёгкой и ностальгической улыбкой вспоминаю я вас теперь, ночные соколы правопорядка, снимавшие перстни, печатки, кольца у юношей, обрезавшие волосы и штаны у «стиляг». «Стиляги» - это тоже из словаря того времени.
Улица Горького почти до утра была заполнена народом. И не только молодым. Гуляли и семейные пары. Теперь я думаю: что заставляло мотаться вверх и вниз тысячи людей? Какой смысл скрывался в этом – брести от кинотеатра до проспекта Металлургов, от проспекта вновь к кинотеатру? Правда, некоторые ненадолго застревали в близлежащих скверах, постоять, послушать чью-то гитару, а заодно и поцеловаться. Ах, шестидесятые-шестидесятые… Всласть наигравшись на каком-нибудь футбольном пустыре, мы шли домой, умывались, причёсывались и «на Брод, на Брод». Старшие товарищи заставляли меня надеть костюмчик поновее, посолиднее, чтобы я не выглядел совсем уж юнцом. При этом применялись угрозы такого типа: «А то с девушками знакомить не будем!» Это подтягивало, настраивало на строгий мужской лад. Ведь я же совсем тогда не знал этих юных обольстительниц, я бредил Ассолью из гриновских «Алых парусов». Да, время-времечко…
В моде был кинофильм «Человек-амфибия», «Эй, моряк, ты слишком долго плавал!» - неслось из каждой подворотни. Но моряк плавал недолго! Приходили другие кумиры, и всё начиналось сначала – повальная страсть. Как это ни странно, не могу вспомнить ни песен В. Высоцкого, ни музыку «Битлз» - возможно, они пришли чуть-чуть попозже, когда я уже отпал от своей отчаянной компании. Зато Булата Окуджаву помню. И Новеллу Матвееву тоже.
Так вот, об инакомыслии. Особенного «диссидентства» я не замечал. Нынешние политологи и идеологи городской борьбы за демократию мне не запомнились. Не знаю, где они были тогда. Может быть, размышляли о будущем своей многострадальной Родины.
Где-то в году 1966-м я начал писать стишки. Стишки, конечно, были слабые, но парень я был не чужой на всяких там «Бродвеях» и «Малютках». Там, именно там, в этих развесёлых местечках, нарождалась моя местечковая слава. Тогда в городе существовало несколько литературных объединений и кружков: городское, при городской газете, «Красное солнышко» при библиотеке строителей, «Магнит» при «Магнитогорском металле». Городским литобъединением руководила Н. Г. Кондратковская, «Магнитом» - В. И. Машковцев, а «Красным солнышком» - Н. Голланд и В. Пономаренко. Каждое литобъединение имело свою репутацию. Городское – это, так сказать, общее собрание, с неким либеральным оттенком. «Магнит» был жёстким литобъединением, со своими законами и правилами. «Красное солнышко» - это левые, декаденты и модернисты, как ругались наши уважаемые члены Союза писателей. Время было весёлое, тусовочное. Руководители трёх литобъединений обменивались едкими репликами, переманивали наиболее способных ребят к себе грандиозными посулами и обещаниями. Было и работало ещё телевидение – иногда читались стихи местных и неместных авторов. Вещало радио. Много чего было! Например, проводились поэтические конкурсы при газетах – с премией. Вспоминаю довольно курьёзный случай – в одном году я получил три премии: городскую, ММК и треста «Магнитострой». Это как-то поднимало самого себя над собой, льстило маленькому самолюбивому виршеплёту.
Так вот, о диссидентах. Никак не могу подобраться к ним. Самым предосудительным чтением считалось у наших руководителей чтение М. Цветаевой, Б. Пастернака, рукописного Мандельштама и А. Ахматовой. Нас за это отечески журили и советовали штудировать А. Твардовского, В. Фёдорова и начинавшего свой патриотический взлёт Владимира Фирсова, и даже Валентина Сорокина. Русские философы и западные были практически неизвестны, кроме Канта и Гегеля, да на слух Платона и Сократа. Где уж тут политическое инакомыслие – ведь не было Розанова, Соловьёва, Бердяева, Флоренского, Лосева. Не было самой мысли.
Но всё-таки оттепель давала свои плоды. Выходили, издавались однотомники Б. Пастернака, А. Белого, М. Цветаевой, М. Булгакова (без «Мастера и Маргариты»). Гремели имена Евтушенко и Вознесенского, Рождественского и Ахмадулиной. В 1967-м году, поступив в Литинститут, я привёз в Магнитку первую книжку Н. Рубцова «Звезда полей». Наверняка, Ю. Петров и В. Машковцев знали его стихи, но широкому кругу читателей они ещё были не известны. Привёз и с десяток машинописных стихов И. Бродского, в том числе «Пилигримы», «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать», короткие лирические стихотворения, сильные и резкие. Мне посчастливилось, я жил в одной комнате с Ю. Надточим и Н. Пастернаком, которые дружили с Наташей Горбаневской и Вадимом Делоне…
2016 год, сентябрь
