В поисках подразделения, в распоряжение которого нам надлежало поступить, мы добрались до Гродно, где произошёл с виду незначительный эпизод, определивший мою судьбу на ближайшие два года. Когда, грязные и оборванные, мы понуро брели по одной из гродненских улиц, нас остановил офицер в погонах полковника инженерных войск, велел стать строем и принялся распекать за неопрятный внешний вид. Поняв, что его гневные тирады не находят должного отклика, полковник потребовал назвать нашу часть и имя старшего офицера. Унтер-офицер принялся отвечать, но быстро сбился, что привело полковника в ещё большую ярость. Тогда в нарушение воинского устава в разговор вступил я. Увидев на моём кителе значок инженера, полковник заметно поумерил свой пыл и стал терпеливо слушать. Узнав, что мы прибыли на Восточный фронт на замену погибших радиоспециалистов энской дивизии (очевидно, расформированной после поражения), полковник воскликнул: «Ну, надо же! Мне вас сам Бог послал!» Оказалось, что на сортировочную станцию в Гродно прибыли вагоны с оборудованием для установки радиостанции, но нет специалистов, которые смогли бы наладить её работу. «Если вы, рядовой, отыщете нужный состав, разгрузите оборудование и установите его завтра до полудня, я сделаю вас начальником радиостанции», – неожиданно заявил полковник. После всех перенесённых нами мытарств такое предложение выглядело настоящим подарком судьбы. Получив необходимые бумаги и информацию о прибывших товарных составах, мы немедля отправились на сортировочную станцию. Что-либо там найти было действительно непросто, но спустя несколько часов нам всё-таки удалось обнаружить нужный состав. За это время унтер-офицер присмотрел на окраине города дом, во дворе которого удобно было расположить антенну. По приказу генштаба дом был немедленно реквизирован. Всю ночь кипела работа, и к утру мы не только подсоединили всё необходимое оборудование, но даже вышли на связь с крепостью в Ковно[1] в двухстах пятидесяти верстах от Гродно. (Конечно, радиограмма была незашифрованной, поскольку мы не знали кодов.)
Я немедленно явился в генштаб доложить о завершении работы, но полковника там не обнаружил. Пришлось идти к нему на квартиру, где он отсыпался после вчерашней попойки. По моей настойчивой просьбе его разбудил денщик, и полковник вышел ко мне помятый и раздражённый. Выслушав мой доклад, он сперва не поверил. Но когда я привёл его в занятый нами дом, продемонстрировал работающую радиостанцию и снова связался с Ковно, полковник чуть не подпрыгнул от радости. Однако ликование его длилось недолго: он вдруг заметил, что я не пользуюсь шифром. «Вы знаете, что вам за это трибунал полагается?!» – вскричал он[2]. Я объяснил, что не могу посылать шифрованные сообщения, поскольку не располагаю кодами. Кроме того, согласно уставу, мне как рядовому не полагается их знать. Остаток дня мы провели в генштабе в поисках выхода из создавшейся ситуации. Ведь кроме нас оборудованием никто пользоваться не умел. В итоге было решено полностью изолировать нашу группу от остального мира, выставив вокруг радиостанции круглосуточные посты пехотинцев. Ответственность за коды возлагалась на пехотного капитана. Так (по существу, в заключении) мы прожили в Гродно больше года.
Свободное копирование
