Через пару дней Мальцев снова вызвал меня и начал спрашивать о знакомстве с военным атташе Мексики Камарго Ареналем и его женой Галиной.
Вопрос упирался в переданное письмо. Я полностью отрицал его антисоветское содержание и просил Мальцева дать мне очную ставку с Галиной, зная, что она оставалась в Москве после отъезда мужа. Но, когда следователь сказал, что ни очной ставки он дать не может, ни предъявить письма, я еще раз убедился, что письма в деле нет. На следующем допросе я потребовал очной ставки с Евгением Бейлиным. И на этот раз последовал отказ. Это подтвердило мои предположения, что Бейлин — стукач и сотрудничал с КГБ.
Мальцев вызывал меня еще пару раз и на мой вопрос, долго ли я еще буду томиться в одиночке, ответил:
— Расследование я закончил. Отправляю ваше дело на окончательное решение в высшие инстанции. Мне кажется, что вас должны скоро освободить.
Мне казалось, что вот-вот наступит конец моим мучениям, но не тут-то было! Дело мое пошло гулять по «высоким инстанциям», и чинуши, перестраховываясь, не хотели его закрыть. То один офицер приходит в камеру и зачитывает мне бумажку: «Вы числитесь за Главной военной прокуратурой», то через пару недель другой: «Вы числитесь за Генеральным прокурором СССР, Руденко». Через полмесяца снова: «Вы числитесь за Верховным Судом СССР». Затем: «Вы числитесь за Управлением КГБ по Москве и области». Циркулюс вицио-зус — порочный круг. Дело мое вернулось назад. Дескать, сами заварили 7 лет назад кашу — сами и расхлебывайте!
Через пару дней высокие чины совершают обход Лефортовской тюрьмы. Слышу, как отпирают мою камеру. На пороге — полковник, окруженный офицерами. Спрашивает:
— Есть претензии по содержанию в тюрьме или по делу?
— По содержанию — нет, а вот по делу — есть. Уже более шести месяцев я в одиночке. Когда кончится эта волынка? Уж лучше назад — в лагерь! Кстати, как ваша фамилия?
— Я из Главной прокуратуры. Моя фамилия Терехов. Я немедленно займусь вашим вопросом.