Однажды он за какую-то провинность ударил меня черенком перочинного ножа по голове - и разбил мне лоб. . Потекла кровь. Виля страшно перепугался, побледнел (он всегда бледнел от волнения, стеснения или страха - тогда у него начинала мелко-мелко дёргаться голова, как-то снизу вверх, задираясь всё выше и выше). Тут же он заставил меня под угрозой новых побоев дать слово, что скажу родителям, будто ударился о железную ручку двери - она была как раз на уровне моего разбитого лба.
Так я и объяснил. И мне поверили.
Не нужно думать, однако, что я был с ним всё время несчастен. Он делал меня соучастником своих забав и проделок, иногда казавшихся мне довольно комичными и увлекательными.
Был у него и ещё один наперсник и - даже страшно вымолвить - единственный товарищ: одноклассник Толя Лобас. Других знакомых мальчиков, которые приходили бы к нему домой, играли с ним, или к которым он бы сам захаживал, не было совсем". Звонила иногда девочка Тала, в которую Виля, как он сам говорил, был влюблён. Они узнавали друг у друга, что задано на дом. Вот и все взаимоотношения с одноклассниками, которых он был старше на целых два года: не помню точно, почему, но он пропустил два года учёбы. Кажется, дело было в том, что Виля болел туберкулёзом. Правда, ко времени его появления у нас в Харькове процесс у него закрылся, никаких мер предосторожности или разговоров об опасности контакта с ним - не было.
Свободное копирование
