Рассказать о всемирно известном курорте Карловы Вары мне по многим причинам не под силу, да и не по планам. А вот, пусть и скудные, наблюдения в пути, поскольку они в какой-то степени характеризуют и время, и жизнь, думаю, стоят описания.
Число лиц, получивших путёвки от Ставропольского крайкома профсоюзов, было невелико – всего 10 или 11 человек со всего края. Обязательный инструктаж – сначала по месту жительства, а затем и в ОВИРе краевого центра – преобязательно для всех. Суть инструктажа – правила поведения советского человека за рубежом Родины. М состояли они в основном из запретов: нельзя, не допустимо, не позволительно, не достойно, наказуемо, «не советуем» и прочее в таком роде. Никто не возражал – только бы поездка состоялась.
Кто-то робко спросил, можно ли взять с собою деньги.
Оказалось, можно - в рублях. И только в количестве, эквивалентном тридцати кронам, которые каждый из нас сможет получить по приезде в Карловы Вары в одном конкретном банке города в обмен на привезённую дозволенную сумму (и не больше). Из продуктов – я помню – везти с собой больше двух баночек икры (будто у нас её так легко достать) и больше одной бутылки водки – нельзя, На таможне лишнее отберут – но это уже и неприятности лишние. А акцент на этих продуктах связан с тем, что именно эти редкости, некоторые ушлые россияне по приезде исподтишка меняют на кроны.
Отъезжая из Ставрополя, вся наша карловарская группа во главе с руководителем – это была женщина, не раз уже «возившая» подобные группы за рубеж (не то сотрудница крайкома профсоюзов, не то ОВИРа, не то представитель этих двух организаций сразу) разместились в одном вагоне. Прямого поезда до пограничного пункта (поговаривали о Бресте) не было. И наш вагон, постепенно пополняясь попутчиками (в пути), не раз перецепляли к другим, в нужном нам направлении идущим поездам. Так что пересадок у нас не было, но дорога оказалась продолжительной – ехали долго.
В Бресте нам предстоял таможенный досмотр, а нашему окончательно сформировавшемуся составу поезда – перестановка ходовой части с широкой колеи нашего государства на более узкую – зарубежную. Процедура перестановки, хотя и отрепетирована годами, но всё равно длительная, а потому остановка в Бресте была продолжительной. Время окончания этих работ не было известно, и как-то воспользоваться стоянкой по интересам не было возможным. Говорили, что некоторым из отъезжающих удавалось за это время побывать на самовольной экскурсии в относительно недалеко от этих мест расположенной печально известной Хатыни. Но из нашей группы – на радость руководительницы – никто не отважился.
И сама таможня, и территория вокруг здания её была беспорядочно заполнена группками и толпами усталых и совсем не весёлых людей: молодые, пожилые, старики, дети. Семьями большими и малыми, давно ждущими не то таможенного досмотра, не то отправления.
При переезде польской границы наши документы проверяли прямо в купе. Вещи, как на нашей таможне, и не проверяли. Пограничник, изучавший мой паспорт, прочтя вслух фамилию, широко улыбнулся и как-то совсем по-доброму сказал, что у его сЭстры (с ударением на «э») после замужества тоже фамилия стала Галэмбо. Так что, оказывается, в Польше есть у нас однофамильцы. Между прочим, в польском кинофильме «Зигмунд Колоссовский» фигурировал польский журналист и герой-антифашист Давид Галембо.
И ещё одно воспоминание: в Карловых Варах, вызывая на бальнеопроцедуру, меня учтиво называли «пани Галембова». Я поначалу и не откликнулась, потому что какая же я пани? Может быть, однофамилицу имели в виду. Но оказалось, это именно меня (я легко к этой приятной учтивости потом привыкла) называли на польский манер.
Первой заметно продолжительной остановкой за рубежом была Варшава. Наш состав стоял на третьем от вокзальной платформы пути, а наш вагон – напротив входа в вокзал. Я и ещё две женщины из нашей группы, не выходя наружу, но переходя из вагона в вагон, в коридорные окна рассматривали прилегающие к вокзалу места – любопытно же!
По пути, в открытые двери купе последних трёх вагонов нашего состава нам видны были, можно сказать, однотипно грустные, явно озабоченные и усталые лица взрослых пассажиров, особенно мужчин. И дети – во всех этих трёх вагонах – какие-то притихшие – не играют, не прыгают, не бегают, не шумят. А лица у всех – на это мы тоже обратили внимание – определённо среднеазиатской внешности. Удивляла почти повсеместная тишина. Какой-то настороженной грустью отличались эти люди.
Наше недоумение и любопытство внезапно было прервано стремительным появлением и тут же зло обратившегося к нам здоровенного верзилы:
«А вы как сюда попали?! Кто вам разрешил? Откуда вы?» И на наше объяснение резко повелел: «Сейчас же отправляйтесь в свой вагон! И не шастайте больше по другим!»
Мы тихо и смиренно поплелись восвояси. Но понять не могли, почему их везут почти как арестантов. Не потому ли у них такая вселенская грусть. Не знаю, как у моих попутчиц, но у меня настроение испортилось.
Уже в дальнейшем пути просочился слух, что это, в основном, бухарские еврейские семьи, выезжающие в Израиль. То ли через Австрию, то ли через Италию. Мне и в Карловых Варах временами вспоминалось это приключение в пути, вид этих неуверенных людей – удручающее впечатление.
Свободное копирование
