Какой радостной и волнующей была встреча, думаю, рассказывать не имеет смысла – всё равно не передать. Я видела их, могла прикоснуться к своим так подросшим за почти десять месяцев нашей разлуки малышам. Они веселы, ухожены. И мама на здоровье не жалуется (чего не скажешь об усталости. Мальчики – все трое - наперебой сообщают мне всё, что каждый из них считал интересным, забавным и непременно важным.
Прежде всех прочих важностей представили мне Юрину приходящую «няню» - девочку лет шестнадцати, школьницу, перешедшую в восьмой класс (видимо, нуждавшуюся в летней подработке. Её наняли на три часа в день, чтобы погулять с Юрой во дворе, поиграть с ним, занять на какое-то время, что в достаточной степени не могла обеспечить моя мама, занятая бытом – всей семьи, даже без меня, пять человек. Ей и в Монголии после моего отъезда было, мягко говоря, нелегко, но там няню было не найти.
Обществом няни Юра был доволен, с интересом слушал её рассказы и сказки. В отличие от всей семьи, называвшей няню по имени – Нина, он величал её не иначе как в сочетании с фамилией – Нина Мигунова. Как она представилась при первом с ним знакомстве (по школьной привычке), так Юра её всегда и называл. В устах двухгодовалого малыша это звучало забавной серьёзностью и вызывало умильную улыбку даже у самой Нины Мигуновой.
За время нашей многомесячной разлуки максимально заметными изменениями отличался, конечно, самый младшенький из моих сыновей. Он не только хорошо подрос, довольно хорошо говорил, хотя и искажал некоторые слова – но успел почувствовать и своё привилегированное положение в семье, где все его любили , и каждый по-своему баловал.
В первый же день по возвращении я наблюдала такую сцену. Незадолго до прихода Семёна из штаба (ему нужно было доложить о своевременном приезде) Юра был недоволен какими-то одноклассниками со стороны старших братьев а их общей игре. И как только отец появился в двери, Юра безапелляционно распорядился: «Папа! Ну-ка дай Сашке и Вовке духу!» - видно, используя самые грозные отцовские предупреждения. Первое из стихотворений, что он мне рассказал: «Добр докр Айболит - Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться и корова, и волчица, и жучок, и паучок, и медведица. Всех излечит, исцелит Добр докр Айболит.»
В сочетаниях некоторых слов ему, по-видимому, нравились искажения. По отдельности слова «добрый» и «доктор» он мог произносить правильно. Но, читая «Айболита», непременно произносил «добр докр». По той же причине наверное, он просил меня спеть ему перед сном про «Кокота-кота», а не «Котика-кота».
Однажды, довольный какой-то бабушкиной уступкой, Юра очень серьёзно похвалил её: «Ну вот – теперь ты хороший мальчик!» В применении к бабушке меня такое одобрение удивило, и я укорила старших за такое «упущение» в воспитании братика. Володя тут же спешно объяснил Юре, что кроме мальчиков есть ещё и девочки, и что в отличие от первых они одеваются в платьица, а не в штанишки. На контрольный вопрос, знает ли Юра кого-нибудь из девочек? – Юра бойко ответил: бабушка и Нина Мигунова. Экзамен был сдан.
По-видимому, почти всегда находясь в окружении братьев, он слышал и потом широко использовал бабушкину лексику, в т.ч. одобрительную оценку поведения внуков.
И Саша, и Володя наперебой, с заметным умилением и как бы с высоты своей взрослости рассказывали о Юре. Саша уже перешёл в третий класс и Володя, считай, уже первоклашка. Сколько же хорошего, интересного, забавного в их взрослении пропустила я за эти десять месяцев завершающей борьбы за диплом.