-Ну вот, Вы и проснулись, чудненько! Лежите спокойно! Вставать не надо! - такой монолог пожилого человека в белом халате удивил Полину.
-Проснулась… Разве я спала?
И вдруг действительность ворвалась в сознание жестокой правдой. Крик ужаса и железный лязг приближающихся колес - последнее, что было перед этим самым сном.
-Что со мной? - еле выговорила она пересохшими губами.
-К сожалению, мы были вынуждены ампутировать вам обе ноги ниже колен, - ответил доктор. - Вы очень молоды, но должны понять: с этим можно жить. Вторая проблема гораздо серьезнее: ваш ребенок. Его сердце не бьется. Он погиб. Мы должны сделать вам еще одну операцию, но на нее необходимо Ваше согласие. Сейчас я приглашу акушерку, она поговорит с вами…
Руки Полины, до этих слов лежащие плетьми вдоль тела, взметнулись к животу, прижались к нему в поисках тех толчков, которые стали привычными:
-Нет! Нет! - закричала женщина. - Не дам дитя. Мне уже все равно не жить. Я умру вместе с ним! Я умру вместе с ним… Я умру…
. . .
Успокоительный и обезболивающий уколы сделали свое дело. Расслабленная и безразличная ко всему, лежала молодая женщина на больничной койке, рассыпав по подушке свои русые вьющиеся локоны. Ей не было никакого дела до ее беды. Она не слышала послеоперационной боли, зато четко ощущала, как шевелятся пальцы на ногах.
-Зачем они лгут? - спокойно думала Полина. - И ноги мои целы, и ребенок мой жив. Вот вернется из Новочеркасска Семен, и я попрошу его забрать меня отсюда. И пусть узнает, где узел мой. Мне поехать надо, запастись продуктами, а то от голода в груди молока не будет. Только в вагон или хотя бы в тамбур попасть постараюсь, на ступеньке стоять я теперь боюсь…
Мысли женщины текли плавно и не нарушали внутреннего покоя. Успокоительный и обезболивающий уколы сделали свое дело.
. . .
Тем временем, молодой муж Семен, через сменщика узнавший о трагическом происшествии, беспокойно стоял у дверей больницы и трясущимися руками ломал одну за одной и папиросы и спички, разбрасывая их вокруг себя. Ему так и не удалось закурить в ожидании докторского разрешения увидеть жену. Он был против всяких поездок, но денег, зарабатываемых им, не хватало. К тому же, Полина всегда принимала решения сама. Но если бы он был дома…
Наконец доктор вышел к нему. Протирая кусочком бинта снятые с переносицы очки, он низко опустил глаза, действием этим получив возможность не смотреть в перекошенное волнением лицо Семена, и заговорил:
-Я глубоко сострадаю вам. Колесами поезда вашей жене раздробило кости на обеих ногах. Ноги пришлось ампутировать по колени. Коленные чашечки сохранены и со временем она сможет воспользоваться протезами. Но есть еще одна беда. Ваш ребенок погиб… Семен невольно вскинул руку, загораживаясь от слов доктора, но тот продолжал: -…вашей жене необходима еще одна срочная операция, поскольку не удаленный плод вызовет заражение крови и тогда невозможно будет спасти и женщину. Мы должны перевезти вашу жену в родильное отделение, где ей сделают кесарево сечение… Наше решение вызвало у больной нервный срыв, она отказалась дать согласие на операцию и поэтому убедить ее в необходимости такого шага должны Вы. В противном случае решение такое согласие должны будете подписать Вы. А сейчас можете пройти в палату. Сестра даст Вам халат и тапочки. Потом зайдите ко мне, пожалуйста.
. . .
Подойдя к палате, Семен не сразу решился войти. Ему надо было справиться с теми слезами, которые заливали его глаза, не давая быстро подняться по лестнице. Сейчас он увидит жену, такую любимую, и скажет, что никогда в своей жизни не оставит ее, что станет опорой ей на всю жизнь, что будет много работать и повезет Полиночку, нет, понесет (!) на руках к лучшим специалистам, чтобы сделать протезы. Он поможет ей научиться ходить на этих протезах, и они по-прежнему будут самой прекрасной парой на свете. Жалость к жене рвала сердце на части, но еще на меньшие части разрывалось его сердце из жалости к долгожданному ребенку, который вот-вот мог бы появиться на свет.
Наконец, справившись с волнением, Семен вошел в палату. Бледное лицо жены было умиротворенным. Простыня, укрывающая Полину до груди, стекала складками с ее высокого живота, на котором лежали обе руки женщины. Она прижимала ладони к телу, надеясь услышать, хотя бы слабый толчок плода в ответ на ласковые слова ее, обращенные к маленькому существу. Ей казалось, что говорит она достаточно громко, для того, чтобы ребенок смог услышать свою маму. На самом деле, губы женщины время от времени едва шевелились, чуть растягиваясь в блаженную улыбку. На минуту Семен замер у двери, потрясенный увиденным. Но, вдруг ощутив, как чувство любви его к жене удвоилось, а может быть, удесятерилось, он метнулся к кровати, захватил в свои широкие ладони маленькие женские руки и начал неистово их целовать…
…Вошедшая с термометром медсестра, застала мужчину прижатым ухом к животу беременной жены, слушающим как стучится маленькое сердечко ребенка, еще вчера насмерть перепуганного и материнским криком, и страшной болью. Оно на время затаилось в чреве матери, спряталось от этого страшного внешнего мира, в котором происходит что-то тревожное и непонятное. Но вот ребенок услышал те же ласковые слова, которые до этого дикого страха часто говорили ему мама и папа. Те слова, которые слышал и слушал маленький плод, упираясь пятками в стенки живота, расширяя свое жизненное пространство. Сердечко его опять поверило в безопасность и откликнулось на материнскую и отцовскую ласку неистовым стуком…
…Через три недели Полину перевезли в роддом, где 13 октября она разрешилась девочкой. И поскольку жизнь ребенку спасла родительская любовь к нему, девочку так и назвали: Любовь.
