«Полиции мыслей» из романа и не снились перспективы, открывшиеся перед ее наследниками не из книжки, а наяву. Не предвидел Оруэлл современных компьютеров, способных хранить в своей необъятной памяти миллионы электронных досье на каждого, кто добился сколько-нибудь приметного положения, кто хоть чем-нибудь, хоть когда-нибудь обратил на себя внимание властей предержащих. Не предвидел, что телефонные, да и обычные разговоры можно не только подслушивать, но и хранить на магнитной ленте десятками лет. Не предвидел, что можно подглядывать и даже снимать сквозь стены, направленными микрофонами улавливать шепот в соседнем квартале, а при желании еще и монтировать записи так, что даже близкие друзья и родственники примут их за подлинные, хотя человек ничего подобного не говорил.
И поневоле задумываешься: как чувствовали бы себя в эдаком «свободном мире» персонажи полувековой давности — о’брайены, гиммлеры, мюллеры? Неплохо, надо полагать. Позавидовали бы нынешнему техническому обеспечению подозрительности и слежки. Погоревали бы, что не было в их арсенале таких возможностей. И наверняка подивились бы новейшим достижениям «науки допроса», фантастическому прогрессу в «выкручивании рук».
В самом деле, что умел Мюллер? Кое-что умел. Но ведь то же самое, по существу, умели еще инквизиторы в средние века. Электричества они не ведали, это верно. Не ведали и крематориев, обходились кострами. Тут Мюллер их безусловно превзошел. И тем не менее гарантировать победу над жертвой он не мог, как не мог и Торквемада. Голубая мечта палачей об абсолютной пытке, которой не выдержал бы никто, о «комнате 101», где сдавались бы самые стойкие, оставалась неосуществленной. Вплоть до последней трети XX столетия.