На работу из тюрьмы нас уже не водили. Прогулку давали, но не всегда. Зато каждый вечер выгоняли во двор для проверки. Это было железное правило для всех бараков. Кормили по камерам, и раздатчики, помимо положенной еды, приносили кульки от друзей. У кого была крупа, те приспосабливались варить кашу прямо в камере. Делали это так доставали через тех же раздатчиков куски проволоки и пустую консервную банку, выламывали из нее куски жести пальца в три шириной. Между ними вставляли деревяшку-изолятор, все это обматывали нитками, и к каждой жестяной пластинке прикрепляли провод. Провода подключали в гнездо вывинчиваемой на этот случай лампочки, единственной на всю камеру (лампочка помещалась в воронкообразном углублении над дверью и закрывалась решеткой). Деревяшку с жестянками совали в котелок с водой, и варка таким «электролитическим» способом начиналась. Иногда в тюрьме перегорали пробки, что бывало, когда кашу варили сразу в нескольких камерах. Надзиратели ругались и пытались отбирать орудия варки. Так как провода этих «орудий» были короткие, то варили поближе к источнику тока — на верхних нарах у двери.
При этом не обходилось и без шуток. Кашевар, сидя на верхних нарах с таким котелком, брал его в руки и просил выбранную жертву подержать котелок (жертва выбиралась так, чтобы она была босой). Жертву било током, ибо пол в камерах был цементный, а хозяина котелка не било — он сидел на нарах. Жертва недоумевала, а все веселились.
На этом же полу устраивали стирки — пол как стиральная доска. Спичек не было, и прикуривали от тлеющей ваты. Ее надергивали из полы бушлата, сворачивали в тугой жгут в палец толщиной и начинали яростно катать куском доски от нар. Вата от трения разогревалась и тлела.
Иногда камеры не закрывались, и все ходили друг к другу в гости. Но это делалось все реже и реже, и тогда общение осуществлялось через кормушки, дверцы которых были давно выбиты. В прямоугольную дыру просовывалась голова, причем для того, чтобы просунуться, голову надо было сначала положить на бок, а потом уже, выйдя головой в коридор, придать ей нормальное положение — кормушка по ширине была больше, чем по высоте. В такие минуты тюремный коридор являл собой любопытнейшую картину: в перспективе зарешеченная сквозная дверь, по стенам окованные железные двери с большими висячими замками на засовах, а из середины каждой двери торчит стриженая голова. Головы крутятся в разные стороны, оживленно переговариваются. Нет-нет, одна голова исчезнет в двери, предварительно повалившись набок, а вместо нее так же боком вылезет другая голова и закрутится, завертится, заговорит. А в камере у двери стоят еще двое или трое, ожидающие очереди поговорить и понукающие в спину или пониже слишком увлекшегося говоруна.
Свободное копирование
