Падучая звезда - 3

Смерть в пруду

В те годы единственным товарищем моего отца был старший брат Миша. Отец, большую часть времени проводивший в одиночестве, иногда, под настроение, любил погулять с братом в лесу или порыбачить, искупаться в реке Туре неподалеку от Покровского.

В тот день мальчики отправились на свое любимое место на реке. Оттуда почему-то перебрались на пруд. Миша нырнул первым. Как там что -- не знаю, но он стал тонуть. Миша уже исчез из виду, когда отец подбежал к воде. Протянул руку, пытаясь нащупать брата под водой. Миша схватился за его руку и попытался выбраться, но лишь утащил за собой под воду и отца. Мальчики цеплялись друг за друга, пытаясь встать на ноги. К счастью, их увидел проходящий мимо крестьянин, бросился к пруду, дотянулся до них и схватил одного из мальчиков за руку. Они так вцепились друг в друга, что стали одним клубком. Только потому их и вытянули.

К вечеру оба слегли с воспалением в груди. До ближайшего доктора, в Тюмени, -- примерно 120 верст. Помощи можно было ждать только от местной повитухи. А толк от такой помощи известно какой. Добрая женщина сделала все, что могла, но ее скудных познаний не хватило, чтобы помочь Мише.

Отец, чей организм, к удивлению, оказался крепче, чем у брата, выкарабкался.

Но исцелился он только физически. Тоска поселилась в его душе.

Отец очень любил брата, Мише было в ту пору всего 10 лет. Отцу -- 8. Обычно детям удается преодолеть тяжелое уныние, вызванное подобным горем, довольно быстро. Но отец никак не отходил. И мне кажется, что смерть Миши -- не единственная причина тоски, "черной немочи", как говорили в то время.

Когда отца затягивала черная стоячая вода пруда и гнилая жижа, поднимавшаяся со дна, заливала нос, рот и уши, проникая, казалось, в самый мозг, он детским еще сознанием прозрел свой конец. Черная обжигающая невская вода, веревки, обвившие его -- и никакой надежды на спасение. Ужасная репетиция. Со страшным знанием о своей смерти он и жил.

Он называл Петербург смердящей бездной (яма, куда затянуло их с братом в пруду?). Говорил, что там "воздух пахнет гнилью" (как жижа со дна пруда, где он едва не утонул?).

Французский посланник Морис Палеолог, как почти весь великосветский Петербург, не любил отца. Но передавал приметы событий часто верно. Он вел дневник, сейчас доступный всякому любопытствующему.

"Среда, 26 апреля 1916 г. Обедню служил отец Васильев в раззолоченной нижней церкви Федоровского собора. Царица присутствовала с тремя старшими дочерьми; Григорий стоял позади нее вместе с Вырубовой и Турович. Когда Александра Федоровна подошла к причастию, она взглядом подозвала "старца", который приблизился и причастился непосредственно после нее. Затем перед алтарем они обменялись братским поцелуем. Распутин поцеловал императрицу в лоб, а она его в руку.

Перед тем "старец" подолгу молился в Казанском соборе, где он исповедался в среду вечером у отца Николая. Его преданные друзья, г-жа Г. и г-жа Т., не оставлявшие его ни на минуту, были поражены его грустным настроением. Он несколько раз говорил им о своей близкой смерти. Так, он сказал г-же Т.: "Знаешь ли, что я вскоре умру в ужаснейших страданиях. Но что же делать? Бог предназначил мне высокий подвиг погибнуть для спасения моих дорогих государей и святой Руси. Хотя грехи мои и ужасны, но все же я маленький Христос..." В Другой раз, проезжая с теми же своими поклонницами Мимо Петропавловской крепости, он так пророчество-Вал: "Я вижу много замученных; не отдельных людей, а толпы; я вижу тучи трупов, среди них несколько великих Князей и сотни графов. Нева будет красна от крови".

Поразительно, спасти Россию, как брата... "Маленький Христос" ("Дух Божий витает, где хочет") отдал Себя на заклание. И этой жертвы оказалось мало. Нева стала красна от крови. Уверена -- в Казанском соборе он молился о том, чтобы чаша миновала его и Россию, хотя знал, что неизбежное -- рядом.

Он то погружался в мрачное молчание, то становился чересчур резвым. Его непредсказуемость изводила бабушку.

В семье Ефима Распутина родилось пятеро детей. В живых остался только Григорий. Еще и так ему самой судьбой давался знак -- на нем лежит какой-то долг. Не случайно же именно ему суждено было остаться жить. Отец часто говорил:

-- Никакой напрасности нет на земле, -- а потом непременно добавлял -как и на Небе.

Бабушка рассказывала мне, что никогда не знала, чего ждать от сына. Сегодня он бежит в лес, надрывая сердце плачем и криком; а завтра крутится под ногами домашних или в непонятном страхе забивается в угол.

Где Бог?