Мать моя -- полуребенок -- была не в состоянии сообразить вдруг всего, что с нею совершалось и как она из своего тихого Новоселья очутилась в среде удалых помещиков.
Жених, горящие свечи, венцы, кольца, пение -- все казалось ей дивным, гнетущим сном. Она в изумлении и страхе машинально покорилась совершившемуся событию. Положение свое она сознала только в квартире мужа.
Пока они неслись на переменных тройках, в Речицах шла мирная беседа. Христина Петровна, заговорившись с мнимо больною, не заметила, как приблизилась гроза. Когда раздались удары грома и полил дождь, она хватилась Наташи, встревожилась и послала за нею в сад. Долго не было ответа, наконец доложили, что в саду Натальи Петровны нигде не нашли; вслед за тем в комнату вбежала компаньонка в расстроенном виде и объявила, что Наталью Петровну увез Петр Иванович. Христина Петровна ахнула и не могла подняться с места. Когда ее привели в себя, она, несмотря на разъярившуюся бурю, уехала с меньшой дочерью домой, где от огорчения и страха едва не утопилась в пруду. Ее успели спасти.
В Новоселье весь дом пришел в страшное волнение, когда узнали о пропаже барышни. Григорий Андреянович в отчаянии говорил, что если она не отыщется, то ему останется только лишить себя жизни. Он разослал несколько подвод по разным путям отыскивать следы увезенной, сам же, как бы по вдохновению, поскакал по московской дороге. В Клину он узнал, что Петр Иванович и Наталья Петровна находятся тут и уже обвенчаны. Рано утром старик явился к ним на квартиру и просил доложить о себе. Отец мой вышел к нему вместе с молодою женой. Григорий Андреянович залился слезами и сказал: я погиб. Отец и мать мои старались успокоить его, написали с ним письмо к матери, просили ее простить их и сообщали, что едут в Москву, где будут просить родных ходатайствовать за них у Петра Алексеевича.
