21 января
Носится слух, что сменяют Мусина-Пушкина. Давно бы пора. Он много, кажется, наделал уже зла русскому просвещению. В цензуре он, как председательствующий, распоряжался совершенно по-татарски, так что один историк литературы делил ее на периоды: от Пушкина до татарского владычества, то есть до Пушкина же -- но уже не просто Пушкина, а Мусина, и от него до наших времен. Мусин-Пушкин никак не хотел пропустить вторую часть "Мертвых душ", и она вышла благодаря содействию Константина Николаевича и засвидетельствованию Орлова, что в ней нет ничего противозаконного. Говорят даже, что Мусина-Пушкина уломали согласиться, предложивши ему напечатать несколько экземпляров editione purgata {Очищенного издания (лат.). -- Ред.} и ему доставить один из этих экземпляров, чтобы его православная душа не могла там ничем смутиться. Перепечатка первой части тоже встретила затруднения в мудрой голове его сиятельства...
Кроме того, он славится отличным соображением и обходительностью самою деликатною. Вот примеры.
Однажды, выходя из университета, он видит, что какой-то человек обращается к швейцару, который шел отворить ему дверь, и спрашивает, кому нужно подать прошение о том, чтобы дозволили слушать лекции в университете. Услышав об университете, которого он почитал себя полным властелином, Мусин-Пушкин без церемонии обратился к спрашивающему и закричал: "Что ты тут расспрашиваешь? А меня, болван, не видишь разве?" Чиновник, хотевший слушать лекции, -- был удивлен и отвечал, что он не знает, с кем имеет честь говорить. Попечитель распахнул свою шубу и, указывая на звезды свои, сказал: "Этого ты не видишь? Теперь ты не знаешь меня?.." -- "По звездам вижу, что генерал, а по манерам, должно быть, -- здешний попечитель", -- сострил чиновник... Попечитель тут уже вышел из себя, разругал его как только мог хуже, чуть не прибил, окончил приказанием посадить его в карцер. Случилось, к несчастью, что чиновник этот близок был как-то к Нессельроду; он тотчас ему рассказал всю историю... Нессельрод написал к Норову. Норов призвал к себе Пушкина. Пушкин явился и прежде всего высказал свое оскорбление, что его смеют призывать нарочно, тогда как он имеет такие же права, старше по службе, больше орденов имеет, и пр. Норов, конечно, задетый этим, сказал ему: "Я пригласил вас по праву министра, и только затем, чтобы сделать вам выговор за ваше неделикатное и грубое обхождение с людьми, которые этого не заслуживают. Вы один из представителей русского просвещения, а каким вы себя показываете?.." Сказавши несколько назидательных слов в таком роде, Норов ушел, оставя попечителя в положении, далеко не утешительном.
Подобные вещи случаются с ним очень нередко, но выговоров он, разумеется, не получает за них. <Нрзб> говорил мне: "Мой брат поступал в университет, но для него не было вакансии; нужно было попросить Мусина-Пушкина. Меня взялся отрекомендовать ему один человек, которому Пушкин должен. Мы приехали и встретили прием, столь ласковый, обязательный и радушный, что я не хотел верить его неистовствам до тех пор, пока сам не увидел, как он гнался по Невскому с палкой за одним гимназистом, прошедшим мимо него, не сняв фуражки..."
Вышнеградский на лекции рассказывал нам также, что, по соображениям казенного интереса, Мусин-Пушкин не велел в петербургских гимназиях выписывать в каждой по нескольку журналов, а приказал, чтобы каждая гимназия имела один журнал, и потом чтобы они менялись одна с другою своими книгами. Распоряжение очень экономическое.
Свободное копирование
