10 декабря мы сели на пароход, возвращающий нас к забытой гражданской жизни. Что изменилось там за эти почти два с половиной года? Сумеем ли мы достаточно быстро вписаться в эту новую жизнь? Что нас ждет?
Первое, что нас ждало, так сказать, «на свободе», — это 9-тибалльный шторм. Мы плыли в носовом трюме, как раз там, где сходятся борта судна. Нос высоко поднимался на волне, а затем проваливался в образовавшуюся яму, и следующая волна, прежде чем поднять его, обрушивала на него всю свою мощь. В трюме это ощущалось как удар громадного молота, от которого дрожали борта. И вдруг одновременно с одним из ударов погас свет. Полнейшая темнота, люки задраены, постоянные удары, сотрясающие корпус корабля. Чувствуешь себя в консервной банке, болтающейся среди холодного океана, которую кто-то упорно хочет разрушить. «Братцы, тонем!» — произнес какой-то шутник. Хороши шуточки! В это время зажегся свет, и на душе стало спокойнее. А в Охотском море мы столкнулись с удивительным явлением — «мертвой зыбью». В воздухе ни ветерка, поверхность моря чуть рябит, а корабль качает. Оказывается, качка связана с постоянным ритмом волн, представляющих собой сплошные гребни. Это постоянство даже небольших по амплитуде волн и раскачивает судно.
Сутки мы проторчали во Владивостоке и наконец, как цивилизованные люди, с билетами в руках оказались в поезде «Владивосток — Москва». Расстояние от Владивостока до Москвы поезд в те времена преодолевал за десять суток. Но это казалось мне нормальным. Поразило меня другое: от Хабаровска до Свердловска ни на одной станции кроме хлеба и ливерной колбасы ничего не было. Складывалось ощущение, что вся Азия если не голодает, то живет очень скудно. И это было странно, тем более что во Владивостоке этого не ощущалось. Забытое всеми громадное пространство! Впрочем, почему забытое? А целина? Ведь ее начали осваивать в 1954 году. Правда, только начали. Но люди-то тут жили испокон веков. И разрухи, нанесенной войной в европейской части Союза, здесь не было. Дикость какая-то.
В Свердловске мы как будто пересекли невидимую границу человеческого бытия. На вокзале и колбасы разных сортов, и масло, и другие продукты. Европа! Кончился наш ливерный рацион.