Над сценарием я всегда работаю очень долго. Бывает так: уже написано слово “конец”, уже поставили дату, уже везу сценарий на “Мосфильм” сдавать... Но по дороге придумываю хорошую реплику, разворачиваюсь, возвращаюсь, вставляю реплику и понимаю, что надо еще кое-что поправить. И начинаю переписывать... И если бы не сроки, то я, наверное, до сих пор бы переделывал сценарий “Сережи”.
Но сценарий фильма “Я шагаю по Москве” мы со Шпаликовым бесконечно переделывали не из-за меня — из-за Никиты Сергеевича Хрущева. На встрече с интеллигенцией Никита Сергеевич сказал, что фильм “Застава Ильича” (режиссер Хуциев, сценарий Шпаликова) идеологически вредный: “Три парня и девушка шляются по городу и ничего не делают”. И в нашем сценарии три парня и девушка. И тоже шляются. И тоже Шпаликов. И поэтому худсовет объединения сценарий не принимал. Но на Хрущева не ссылались, а говорили, что мало действия, что надо уточнить мысль, прочертить сюжет, разработать характеры...
Здесь надо рассказать, как принимался сценарий в те времена. Сначала его должен был принять редактор объединения, потом редколлегия объединения, куда входили штатные и внештатные редакторы, потом худсовет объединения — все те же редакторы плюс режиссеры, сценаристы и парторг, потом редколлегия “Мосфильма”, потом главный редактор “Мосфильма”, потом директор “Мосфильма”. И потом сценарий отправляли в Госкино. Там его читал редактор, курирующий студию “Мосфильм”, и представлял на редколлегию Госкино. Потом его читал главный редактор Госкино и представлял министру или, в крайнем случае, заместителю министра. И только после всего этого пути фильм запускали (или не запускали) в производство. На любом этапе могли сделать замечания, и авторы обязаны были их учесть. Готовый фильм принимали по такому же пути, но только его еще отсылали на консультацию в ЦК, в ГлавПУР (Главное политическое управление армии) и “причастному” ведомству: если фильм о плотнике, то министру строительства, если о деревенском вертолетчике — министру авиации и т.д.
Между прочим. Как-то в Западном Берлине немецкий прокатчик, купивший картину Меньшова “Москва слезам не верит”, похвастался мне, что в Германии за месяц уже посмотрели фильм сто тысяч зрителей. Я ему сказал, что столько людей у нас только принимают фильм.
Мы со своим сценарием застряли в начале пути — на худсовете объединения. Полгода мы с Геной уточняли мысль, прочерчивали сюжет, разрабатывали характеры, а на худсовете объединения сценарий все не принимали и не принимали. Мне это надоело, и я, нарушив субординацию, отнес сценарий Баскакову:
— Прочитайте и скажите, стоит дальше работать или бросить.
Баскаков читать не стал. Спросил:
— Без фиги в кармане?
— Без.
— Слово?
— Слово.
И Баскаков велел фильм запустить.