О своем первом штыковом бое участники вспоминают по-разному. Одни говорят, что сгоряча ничего не замечали, все проходило словно в тумане. У других, наоборот, первый бой запечатлелся до мельчайших подробностей. Я отношусь к последним. Прошло почти 50 лет, а свою первую атаку я помню так живо, будто это только что произошло.
    Климов построил нас клином: сам в центре и впереди, правей — мы с Потаповым, левей
— Дмитриев, Гебельт и Бардушкин. Наш младший унтер-офицер совершенно преобразился. Казалось, он стал выше ростом. Но почему так часто снимает очки и протирает стекла? Видно, все же волнуется.
    Потянул предрассветный ветерок.
 
— Вперед! — пронеслась по окопу команда.
    Мы выпрыгнули наверх, на мгновение задержались, как бы собираясь с духом, и торопливо пошли вперед. Темнота постепенно раздвигалась. Стали видны поле, неровная цепь солдат. Впереди идут ротный и батальонный.
    Тишину разорвал выстрел из немецких окопов. Следом раздались залпы, заработал станковый пулемет.
    Батальонный обернулся, выхватил из ножен шашку, громко крикнул: «Ура!» — и побежал. Тысячи голосов наполнили поле победным криком, придавая храбрости слабым и наводя страх на врагов. Потом то здесь, то там, словно подкашиваемые невидимой рукой, падали в нашей цепи сраженные пулями солдаты.
    Батальонный первым подбежал к немецкому окопу, вскочил на бруствер, но тут же упал, бездыханный.
    Увидев, что в меня целится немец, я успел выстрелить, затем всадил в податливое тело штык. Издав короткий стон, враг упал. Левей что-то тараторил второй. Вместе с Климовым закололи его и бросились на третьего. Но тут я услышал голос Потапова:
 
— Василий, на помощь!
    Оглянулся, вижу — на него и Бардушкина напали три немца. Поворачиваюсь и всаживаю штык в бок одному из них. Второго заколол Климов, а с третьим расправились Потапов и Бардушкин.
    Снова и снова вспыхивают короткие схватки. Слышится звон металла, стоны раненых, тяжелое дыхание дерущихся. Сквозь непонятное бормотание немцев доносятся выкрики разгорячившихся солдат:
 
— Вот тебе, собачья душа!
 
— Получай, сволочь!
    Противник не выдержал нашего напора, побежал. Мы погнались за отступающими, в дальних стреляли, ближних нагоняли и кололи в спину. Так, преследуя бегущих, ворвались во вторую линию окопов. Снова разгорелся штыковой бой. Но немцев здесь было меньше, и мы быстро с ними справились.
    Когда уже все кончалось, меня опять окликнул Потапов:
 
— Спасай Бардушкина!
    Оказалось, Иван оторвался от группы. Здоровенный немец выбил у него винтовку и замахнулся своей. Мы опоздали на какое-то мгновение. Бардушкин, охнув, упал на землю. И тут же два штыка — мой и Климова — пронзили врага.
    Было обидно, что мы не смогли спасти товарища. А он лежал, удивленно раскрыв глаза, словно желая спросить:
 
— Ребята, что со мной?
 
— Вперед! — крикнул взводный. — Убитым займутся санитары!
    На окраине города Бяла (его название мы узнали позже) — еще окопы. В них ворвались с большей яростью. Климов и Потапов хрипло орали:
 
— Коли за Бардушкина!
 
— Бей за Ивана!
    С десяток немцев заплатили жизнями за смерть нашего друга. Позже солдаты говорили, что наша группа носилась по окопам, колола направо и налево, не разбирая, живых и мертвых.
    Батальон быстро проскочил по улицам безлюдного города и вышел в поле. Тут послышалась команда:
 
 
— Окопаться! Командирам взводов доложить о потерях!