Казалось бы, практичнее всего -- смотреть на жизнь как на вздор. Мой близкий друг Урусов как-то сказал: "Это большая ошибка, что жизнь считается чем-то важным. Нет! Нельзя так смотреть. Нельзя придавать жизни такого значения: тогда и жизнь будет легче". -- Правда, и Лермонтов сказал: "Жизнь -- пустая и глупая шутка". Но какая разница! Лермонтов это говорит с воплем отчаяния, тогда как Урусов -- с непритворною и завидною беспечностью. И я знаю, что с его стороны это не фраза: таково уже свойство его веселой натуры {Тот же взгляд чудесно выражен в песенке:
La vie est vaine:
Un peu d'amour,
Un peu de haine...
Et puis -- bonjour...
La vie est brève:
Un peu d'espoir,
Un peu de rêve...
Et puis -- bonsoir!
Жизнь тщетна:
Немного любви,
Немного ненависти,
И затем -- привет!
Жизнь коротка:
Немного надежды,
Немного грез
И потом -- привет (фр.).}.
Он мне часто приводил придуманное им определение смерти: "Смерть -- это обморок, после которого наступает разложение тела" {La mort: une syncope suivie d'un désagrément. Смерть -- пауза, следующая за неприятностью (фр.).}.
Как-то, когда я считал себя безнадежно больным, Урусов с участием спросил меня: "Неужели ты боишься смерти? Вечно сознавать себя -- да ведь это невероятно утомительно! То ли дело, протянуться на чистом белье, вздохнуть -- и баста!"
Как это ему рисуется! На чистом белье приятный вздох, и все кончено. А что будет предшествовать этому последнему вздоху? Я не малодушествую перед физическими страданиями, но я просто заживо умираю от нестерпимой обиды, когда вижу, что моя душа должна бесследно погибнуть. "Ничтожный для времен -- я вечен для себя!", -- как сказал Баратынский... Тут нет ни сомнения, ни честолюбия: тут прежде всего -- остолбенение мысли перед неведомым кирпичом, который ее, бессмертную, убивает, как муху.
Но и то сказать: чем же муха -- легкая, удивительная муха -- не чудо природы?..
Свободное копирование
