authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Semen_Budenney » У Ильича на приеме - 1

У Ильича на приеме - 1

29.03.1920
Ростов-на-Дону, Ростовская, Россия
Командующий 1-й Конной армией С.М.Буденный.

К концу марта 1920 года Красная Армия разгромила полчища Деникина и освободила Дон, Северный Кавказ, большую часть Украины, Ставрополье, многие станицы Кубани. Могучим валом надвигались советские войска на юг — к Черному, Азовскому и Каспийскому морям, ликвидируя отдельные очаги сопротивления деникинцев.

Вместе с войсками 8, 9, 10 и 11-й советских армий бойцы Первой Конной завершали разгром белогвардейцев на Северном Кавказе. Многие из них уже надеялись на скорое возвращение в родные края — к семьям, мечтали обнять матерей, жен и детей, взяться за плуг и поднять первую борозду освобожденной земли. Но, видно, не все версты к мирной жизни и семейному счастью были пройдены. Стране Советов грозил новый враг.

К 24 марта 1920 года Первая Конная армия с подчиненными ей в оперативном отношении 34-й стрелковой, 1-й Кавказской и 2-й имени Блинова кавалерийскими дивизиями, преследуя деникинцев, достигла казачьих станиц южнее и юго-западнее Майкопа. В Майкопе нас и застала телеграмма Реввоенсовета Кавказского фронта.

Командование фронта — М. Н. Тухачевский и Г. К. Орджоникидзе — сообщало, что армии предстоят новые задачи, и главком приказал мне и Ворошилову прибыть в Москву. Нам предлагалось подготовить с собой в столицу маршрутный состав с нефтью или машинным маслом.

На сбор эшелона с нефтепродуктами потребовалось три дня. За это время подготовили для доклада главкому [9] сведения о боевом и численном составе дивизий, о материальном и техническом обеспечении войск.

И вот наконец наш поезд тронулся в путь. Утром 29 марта прибыли в Ростов. Город встретил хлопотливой суетой. На вокзале и привокзальных улицах толкались сотни пассажиров с узлами, корзинами, сундучками. В толпе виднелось много военных. И не удивительно: в Ростове размещались штаб Кавказского фронта и штабы двух армий, в том числе и основной штаб нашей Конной.

С трудом добрались до ожидавшей нас машины. Почти на каждом шагу приходилось останавливаться — знакомые или просто знавшие нас расспрашивали о Конармии, делились радостью по случаю разгрома белых.

В основном штабе словно в разворошенном улье. Командиры и политработники в приподнятом настроении: они уже прослышали, что мы с К. Е. Ворошиловым едем в Москву и там будет решаться вопрос о переброске Первой Конармии на другой фронт.

Начальник штаба Н. К. Щелоков доложил о неотложных делах. Из его сообщений меня особенно обеспокоил приказ фронта к 30 марта овладеть городом Туапсе. Были веские причины, чтобы сомневаться в возможности его выполнить. Мы с Климентом Ефремовичем решили сразу же направиться в Реввоенсовет фронта и просить М. Н. Тухачевского об отмене приказа. К тому же следовало получить у него указания перед поездкой к главкому.

В штабе фронта первым увидели Г. К. Орджоникидзе. Встречи с Григорием Константиновичем всегда доставляли мне большое удовольствие. В этом человеке я видел партийца-ленинца, жизнь которого полностью подчинена интересам революции. Орджоникидзе был человеком необычайной сердечности и простоты. Его умные ясные глаза располагали к дружбе и доверию.

— Ну вот и освободители Майкопа! — улыбаясь, приветствовал он нас.

— Ну какие мы освободители. Вы, Григорий Константинович, преувеличиваете наши заслуги, — заметил Ворошилов. — Эту честь следует отдать черноморцам{1}.

— Нет, нет, не скромничайте. Все прекрасно понимают, [10] что без натиска ваших частей с фронта повстанцы не смогли бы освободить город... И вообще, нужно сказать, дела наши идут блестяще, — оживился Орджоникидзе. — Народы Кавказа прониклись доверием к Советской власти. Со всех мест поступают сообщения о том, что еще до прихода войск Красной Армии горцы свергают белогвардейцев. Вы понимаете, как меня это радует?

Подошел М. Н. Тухачевский. Пожимая нам руки, спросил:

— Как дела на фронте, товарищи? Чем порадуете?

— Все складывается очень хорошо, — доложил я. — Разбитые и деморализованные части второго Кубанского корпуса и примкнувшие к нему подразделения Чеченской и Астраханской дивизий под прикрытием бронепоездов отходят в направлении станиц Хадыжинской и Кабардинской. Наши передовые войска успешно преследуют их. Но теперь мы достигли горных районов, где действия крупных масс конницы затруднены. К тому же в горах совершенно отсутствует фураж. Все это заставляет просить вас освободить Первую Конную армию от боев за Туапсе и вывести ее на отдых. В предвидении новых задач, которые нам предстоит выполнять, это крайне необходимо.

— Противник основательно потрепан, теперь его добьют наши стрелковые части, — добавил Ворошилов. — Можно использовать тридцать четвертую дивизию, а также приданные нам две кавалерийские — Кавказскую и имени Блинова.

— Но они малочисленны и тоже утомлены, — возразил командующий фронтом.

— Как малочисленны?! — не сдавался Ворошилов. — Все три пополнены добровольцами и усилены отбитым у противника оружием.

— Михаил Николаевич, а ведь товарищи, пожалуй, правы, — поддержал нас Орджоникидзе. — От Кабардинской до Туапсе вдоль железной дороги, на перевалах и в ущельях коннице действовать будет трудно. Кроме того, нельзя не учитывать, что Кубань скоро разольется и тогда Первая Конная окажется отрезанной в голодных местах.

— Все это правильно, — согласился Тухачевский. — Я представляю, Григорий Константинович, с какими трудностями [11] встретится конница в горах. Но удар по противнику всеми силами скорее бы решил дело. Нам нужно прижать белых к морю и не позволить им ускользнуть через порты. Поэтому-то я и рассчитывал использовать Конную армию, надеясь после овладения Туапсе предоставить ей отдых.

Тухачевский взглянул на карту и на минуту задумался. Потом поднял голову:

— Ну хорошо, убедили. Учитывая, что вам предстоит переброска на другой фронт, и, вероятно, даже походным порядком, считаю возможным удовлетворить вашу просьбу. Только учтите — противника в районе Хадыжинской и Кабардинской Конармия должна уничтожить. После этого можете отвести дивизии на отдых на северный берег Кубани. А тридцать четвертую направьте к Туапсе, она перейдет в девятую армию.

Затем командующий фронтом начал расспрашивать о состоянии войск, их нуждах, интересовался настроением конармейцев, просил рассказать о начдивах и начальниках штабов дивизий.

Выслушав нас, он заметил:

— У нас Первая Конная на хорошем счету. Но в центре по чьим-то недобросовестным докладам о ней сложилось неправильное мнение.

— А какие к нам претензии? — поинтересовался я.

— Да вот, говорят, что конармейцы разграбили Новочеркасск. И вообще, мол, из-за низкой дисциплины армия потеряла боеспособность.

— Но ведь это же клевета! — воскликнул Ворошилов.

— Мы знаем и сами не меньше вас возмущены, — отозвался Тухачевский.

— И что особенно неприятно, — Орджоникидзе поднял глаза от документов, которые рассматривал, — ложно информировали даже Владимира Ильича. Вы помните, еще при первой нашей встрече в Батайске я говорил вам о телеграмме Ленина, в которой выражалось беспокойство «полным разложением у Буденного».

Видно, Григорий Константинович заметил мое волнение. Он обменялся взглядом с Тухачевским, улыбнулся в усы и подошел ко мне:

— Не волнуйтесь, дорогой Семен Михайлович. Все будет в порядке. Мы с Михаилом Николаевичем опровергли эти нелепые утверждения ваших и наших недоброжелателей. [12] Вот познакомьтесь, — и протянул копию письма В. И. Ленину и главкому С. С. Каменеву.

— «Со слов Лебедева, — прочитал я, — нам стало известно, что в РВСР благодаря неточной информации создалось неправильное представление о Конной армии и об ее командарме... Конная армия в смысле боеспособности выше всяких похвал. Отличается дисциплиной в бою и чрезвычайной смелостью... Ни одна кавчасть противника, даже сильнейшая, не выдерживала стремительных атак частей Конной армии. Начдивы очень способные и смелые начальники... Неправда абсолютная, будто бы 11-я кавдивизия разгромила Новочеркасск. Ни одна часть Конармии в Новочеркасск не заходила. ...Начиная с Воронежа Конная армия не получала жалованья и не имела надлежащего продовольственного аппарата. Почему и приходилось заниматься самоснабжением, что при условии обычной скученности Конной армии, конечно, не могло пройти безболезненно для населения»{2}.

Все же мы были серьезно встревожены. Еще неясно, удалось ли Реввоенсовету фронта разбить сложившееся в Москве предвзятое мнение о Конармии? Как-то нас встретит главком? Но М. Н. Тухачевский и Г. К. Орджоникидзе успокоили нас, заверив, что они еще переговорят с С. С. Каменевым.

— Теперь о цели вашего вызова в Москву, — сказал Тухачевский. — Вероятно, речь будет идти о способе переброски Конармии на запад. Главком запросил наше мнение. Мы ответили, что целесообразнее всего двигаться походом. У нас нет подвижного состава, чтобы за короткий срок перебросить такую массу конницы по железной дороге. Командующий Юго-Западным фронтом согласен с нами и свое мнение тоже сообщил главкому.

В этом мы были единодушны с Реввоенсоветом фронта. Действительно, из-за малой пропускной способности железные дороги юга не могли обеспечить своевременную переброску армии. Кроме того, и это являлось не менее важным, на станциях не было запасов фуража, продовольствия, а подчас и воды.

— Революционный Военный Совет Республики. [13]

Когда мы уже уходили, пожимая нам на прощание руки, Орджоникидзе сказал:

— Завидую вам. Едете в Москву. Там сегодня открывается девятый съезд партии.

— А вы, Григорий Константинович, почему не на съезде? — удивился я.

 

— Нельзя, Семен Михайлович. С Деникиным надо кончать, да и в Закавказье неспокойно. Меньшевики, дашнаки и мусаватисты не сидят сложа руки.

11.03.2015 в 15:09

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: