Кажется, в феврале 1959 года в стране ввели десятиминутную производственную гимнастику. В обязательном порядке. И начиналась она на заводе ровно в 2 часа дня. А у меня именно в это время кончался рабочий день. Ну и, естественно, я собирал свои манатки и шел на выход. Однако начальник цеха стал требовать, чтобы на гимнастику оставался. Я стал упирать на свои права, он – на свою власть. «Ну я тебе покажу!...» – сказал он. И... показал. В июне.
В мартеа – не помню, с моего ли согласия или без оного, – меня на месяц направили на строительство жилых заводских домов. Они находились на Профсоюзной улице. Это дома с номерами 40, 42 и, кажется, 44 (сзади 42-го). Содержание работы было нулевое – выброс мусора из окна, но для меня она стала праздником. Во-первых, я выпадал из поля зрения опостылого начальства, а во-вторых, я оказывался на свежем воздухе.
Своеобразием этого куска моей жизни (на стройке) стало знакомство с 35-летней, но выглядевшей мне ровесницей, крановщицей Зоей. Это была очень милая разведенная женщина. Серьезных планов у меня на нее, разумеется, не было. Но пофлиртовать... Мы уже обнимались, и она дала свой адрес, но... по какой-то причине все оборвалось, и я не могу вспомнить, по какой. Память обрывает фильм на самом интересном месте...
Хорошо отдохнувши на стройке, я вернулся на завод. Работать у станка совсем не хотелось. И тут на мое счастье подвернулась нестандартная работа: снимать напильником фаски с крошечных, сантиметр-два, стальных параллелепипедов. Мастер показал мне нормальный темп работы. Но когда я к ней приступил, то у меня появилось подозрение, что я могу выполнять ее быстрее. Попробовал – получилось.
И тут мной овладел спортивный азарт: а что если увеличить скорость движений рук на порядок?! Тщательно следя за каждым малейшим движением рук и пальцев, я уже через час отработал бешеную скорость. В конце смены оказалось, что я выполнил восемь норм! При таких заработках нетворческая работа мне понравилась. Но вместе с тем, месячную норму я выполнил за три дня и работа... кончилась! И я побитым щенком снова пошел к станку.
А через несколько дней выяснилось, что расценки на эту операцию срезали в несколько раз и новые рабочие не укладывались и в половину нормы, после чего они стали категорически от нее отказываться. Чем закончилась история, меня не интересовала, ибо подошел июнь и я стал готовить документы для поступления в на физфак. И вот тут-то начальник цеха с наслаждением реализовал свою угрозу: он отказался дать мне нормальную характеристику (возможно, даже вообще отказался ее дать, сказав, что «еще нужно поработать!»). Никаких шансов на самозащиту я не увидел, и, поскольку был дорог каждый день, я подал заявление об уходе с завода по собственному желанию. Однако физфак я уже профукал, ибо в 1959 году вступительные экзамены там начались в июле, но в это время я должен был отрабатывать две недели на заводе...