В 1995 году мы с Мишей полетели в Париж на неделю Рождества. Кроме Парижа у нас была ещё одна цель. Сын моих старых друзей Аллы и Лёни, эмигрировавших в США, Павел Белопольский жил в Париже, работал переводчиком в ЮНЕСКО, купил свою первую квартиру в Париже и 24 декабря ему исполнялось 30 лет.
До этого Павел жил у нас два месяца, совершенствуя русские газетные термины, вместе с ещё одной девушкой, которая собиралась сдавать экзамен по русскому языку, желая получить работу синхронного переводчика. Я с ними занималась по 3-4 часа в день.
В Париже мы жили чуть дальше Дворца Инвалидов, у метро «Монмартр». Естественно, мы покатались на кораблике по Сене, Миша лазил на Эйфелеву башню и Триумфальную Арку, мы побывали у гроба Наполеона, в Лувре, в музее модернизма. Были на ужине у Павла, куда привезли две банки икры, банку солёных белых грибов и коробочки засахареной клюквы – кроме чудесного письменного прибора из уральского малахита в виде подарка на тридцатилетие. У нас была к Павлу только одна просьба: свозить нас на его машине на кладбище Сен-Женевьев-дю-Буа на могилы выдающихся русских людей.
У него не было ни желания, ни бензина. Он сказал, что пришлось бы слишком много тратить. Честно говоря, мне было очень обидно. Всё время жизни у нас Павел с восхищением ел землянику с рынка, икру и прочие русские чудеса, не платя ни копейки. Я считала себя обязанной за приём в Черри-Хилле. Он только спрашивал: «Откуда у вас деньги?», на что я отвечала, что из тумбочки. Я их занимала на время его пребывания.