В МНИИРИПе не конструировали ни пушек, ни танков, ни баллистических ракет. Однако сие учреждение, хоть и косвенно-вспомогательным образом, но работало на военную промышленность. Все тогда в империи, кто в должности инженера получал не 80, а 120 рублей, работали на войну. Разница в 40 рублей (18 кг колбасы) в эпоху всеобщего равенства была колоссальной.
Отдел №11, в который я попал, разрабатывал систему контроля качества обтекателей стратегических бомбардировщиков и всевозможных ракет на предмет искажения обтекателем радиоволн, излучаемых помещенной внутрь антенной. Передающую антенну поворачивали и по курсу, и по тангажу и замеряли сигнал на приемной антенне, установленной на некотором расстоянии. Все это поворачивалось, измерялось и обсчитывалось автоматически при помощи системы, которая имела ласковое имя «Копер».
Попал я в очень хорошие руки моего непосредственного начальника, который полностью соответствовал своему имени-отчеству, укоренившемуся в популярном цикле анекдотов. Звали его Василь Иванычем. Когда он ответил мне на первый вопрос об особенностях вверяемого в мои руки арифметического устройства, то я подумал о том, что слишком глуп, чтобы вникнуть в суть его мудрого высказывания. После получения ответа на второй вопрос, понял, что имею дело, мягко выражаясь, с некомпетентным человеком. Как я чуть позже узнал, Василь Иваныч был незаменимым в отделе человеком, потому что его тесть занимал какой-то очень высокий пост в министерстве. И зять был кем-то вроде лоббиста или агента влияния.
Хорошо, что Василь Иваныч понимал степень своей компетентности, поэтому мне была предоставлена полная самостоятельность. Точнее, я какое то время вводился в курс дела разработчицей Таней, которая вскоре ушла рожать ребенка.
Надо сказать, что средний возраст в отделе, состоявшем из сотни человек не превышал комсомольского (до 28-и лет). Поэтому люди постоянно влюблялись, женились, рожали детей.
Таким образом, мне достались два блока арифметического устройства, каждый из которых весил не меньше чем ведро картошки. Сделаны они были на микросхемах 217-й (кажется) серии с гастрономическо-дипломатическим названием «Посол». В каждой «послине» было гораздо больше металла и объема, чем электроники. Скажем, восьмивходовая функция И-НЕ. Или две аналогичных четырехвходовых, или четыре на два входа. Элементарных инверторов не было. Ну уж а о регистрах, счетчиках, сумматорах, дешифраторах говорить не приходилось. Не было даже триггера. И за то спасибо, что наша индустрия компонентов перешла с транзисторной базы на «послиную».
Так что все приходилось городить, пользуясь заветами господина Джорджа Буля. Поэтому стоит ли удивляться тому, что один блок занимал 24-разрядный сумматор с соответствующей логикой проверки результата на ноль, на переполнение и т.д., а во втором располагались три регистра — два простых и один сдвиговый. Блоки покоились в стойке, где было еще по паре сундуков ОЗУ (оперативное запоминающее устройство), именуемое нынче как RAM, устройства управления, где находился счетчик команд и схемы, позволявшие модифицировать адреса команды, а также осуществлять условный и безусловный переходы, и еще что-то.
В соседней стойке располагалось постоянное запоминающее устройство (ПЗУ), нынешнее ROM, и дешифраторы пэзэушных команд, которые давали на выходе всю совокупность управляющих сигналов для всех устройств. Этот «огород» с трудом влезал в шесть или семь блоков, поскольку многие сигналы требовали транзисторных усилителей. Три остальные стойки занимали АЦП, ЦАП, управление механическими перемещениями антенны, контроллеры устройств ввода-вывода.
Процессор с памятью были построены по классической схеме, с которой в этом году на первом курсе компьютерного факультета познакомили моего сына Кирилла. Правда, были некоторые особенности и своеобразия, без которых жизнь разработчика становится скучной и рутинной.
Особые слова необходимо сказать об ОЗУ. Оно было сделано из ферритовых колец, которые в процессе записи числа или команды намагничивались и могли хранить информацию довольно долго после отключения питания. Сия штуковина вмещала 4096 трехбайтовых чисел, чего вполне хватало для написания любой программы (в машинных кодах) для управления антеннами, генераторами, периферийными устройствами. Ферритовый куб со всеми его махонькими колечками и мильонами продетых сквозь них тонюсеньких проводков делался на каком-то там заводе компонентов. Поэтому он ни у кого не вызывал особого раздражения.
Куда хуже обстояли дела с ПЗУ объемом 4096 слов по 48 разрядов. Потому что ПЗУ делали на нашем опытном производстве чудовищным способом. Сидела несчастная монтажница и протягивала («прошивала») четыре тысячи проводков через 48 ферритовых колечек. (разряды соединялись по ИЛИ, поэтому 4096 проводов делились на несколько параллельных линеек). Если по данному адресу в данном разряде должна быть единичка, провод вдевался в кольцо и накручивался на него одним витком, если ноль — виток не делался. Понятное дело, от такой жуткой работы, во-первых, можно было сойти с ума. Во-вторых, монтажница часто ошибалась, и приходилось исправлять ошибки, что было непросто. В-третьих, в процессе отладки отлавливались программные ошибки, которые тоже требовали «перешивки» проводов. Неясно, почему от такой чудовищной работы несчастная монтажница не спилась, никого не убила. Она даже не материлась на «этих мерзких инженеров». (Слово "козел" в те времена еще не употреблялось).
Куб ПЗУ, за счет вложенного в него чудовищного труда и человеческих эмоций, обладал магической силой — он распоряжался судьбами связанных с ним людей. Старший инженер Саша, который отвечал за все шесть блоков, куда входил сам куб и его обрамление, не мог не влюбиться в инженера Надю, которая занималась кубом. Потому что куб был душой шести блоков, а Надя, соответственно, была для Саши противоположнополым человеком, с которым он связывал все свои надежды и ожидания. Поэтому он вздыхал, глядя на то, как ее нежные пальца перебирают тонюсенькие проводочки, говорил нежные слова, пытался дарить цветы. Однако эта любовь не могла не быть безответной. Надя свой куб ненавидела лютой ненавистью. Соответственно, раздражал ее и Саша.
Занимаясь арифметическим устройством, я неизбежно подключился к написанию микропрограмм (так назывались зашитые в ПЗУ программы, обеспечивающие отработку команд процессора и периферии). Дело это мне понравилось, поскольку не требовало ковыряния паяльником в безумном переплетении проводов. Кто-то может и не поверить, но раньше не существовало никаких «материнских плат», все соединения на которых проведены печатными проводниками. Да, на отдельных ячейках так дело и обстояло, но ячейки, собранные в блок, соединялись между собой припаянными к материнской части разъемов проводами МГТФ. Разъемов в каждом блоке было 25, в каждом из них было 90 контактов, следовательно, по максимуму на каждый блок приходилось 1125 проводных соединений. Но если было даже и по минимуму, то все равно никому мало не казалось.
Как все это настраивалось и отлаживалось, о том вспоминать страшно. При помощи одних лишь бесконечно перещелкиваемых тублеров, индикаторных лампочек и пошаговой кнопки «Пуск».
