25 декабря
Днем и вечером в театре. НИЛ и разные мелкие набежавшие дела. Вечером во время «Дамы с камелиями» долгий разговор с В.Э. Сидел у него в кабинете часа два.
Сначала о «Борисе». О музыке в театре. О работе В.Э. на радио над пушкинской «Русалкой». Он подробно рассказал мне о ней и подарил свой режиссерский экземпляр — свиток из склеенных страниц с собственноручными пометками. Сегодня он сумрачен, но тверд. Отказался после 4-го акта идти раскланиваться, хотя его, как обычно, вызывали.
Когда я в последний раз был в редакции «Советского искусства», там шел шумный и дикий спор о Мейерхольде, в который я ввязался. Я кричал об историческом позоре противников Мейерхольда, мне орали что-то в ответ. Сейчас вокруг Мейерхольда только совсем маленький островок из друзей <...>
Сообщения о партактивах в Ростове-на-Дону. «На Ростсельмаше безнаказанно творили свои дела контрреволюционные банды во главе с директором завода Глебовым-Авиловым...» Это тот самый Глебов-Авилов, которого Ленин включил в состав первого Совнаркома! А сейчас вышеназванный Глебов-Авилов уже, конечно, сидит за решеткой, раз о нем пишет «Правда» такое...
Конечно, можно во все это поверить, но понять это трудно. Травля Мейерхольда — это, вероятно, только частная деталь большого исторического процесса, охватить который пока еще невозможно. Но оттого, что так многое непонятно, оно не делается менее страшным.
Трагично только закономерное, но закономерно ли все это, я еще не знаю.
Это все, так сказать, «умные слова», а попросту хочется спросить: кому все это надо?
12 января 1972 г. 60-летний Гладков с высоты своего жизненного опыта в который раз попытался осмыслить феномен «большого террора»: