15 ноября
В.Э. все еще нездоров. Днем у меня лекция (два часа с перерывом) в техникуме, а потом, зайдя на минутку в театр, иду к нему и там обедаю. Конечно, все разговоры вертятся вокруг «Богатырей». Таиров — старый недруг В.Э., и наша первая реакция — удовлетворение, тем более, что досталось и Демьяну Бедному, подхалиму и пошляку, случайно попавшему не в точку <...>
В «Правде» большая статья Керженцева «Фальсификация народного прошлого». В ней есть такие фразочки: «Дурно пахнущая вылазка Камерного театра» (каков стиль-то! это у председателя Комитета искусств!), «Запутавшиеся критики, вроде Литовского в “Советском искусстве”» и еще «горе-критики». Литовский успел превознести спектакль и, кроме того, разрешил его, как председатель Реперткома — наконец, просчитался наш Осаф!
Сегодня у нас в театре было официальное открытие сезона.
Политическое напряжение не ослабевает. Пожалуй, я не помню, когда еще так много бродило самых невероятных слухов о новых опалах, снятиях, арестах, готовящихся процессах. Впрочем, это всё локализовано: все события происходят только, так сказать, на просцениуме истории — в кругах государственной и партийной элиты.
На днях опять разговаривал с Х. Он настроен очень пессимистично и связывает в одно политическую чистку в верхах и то, что происходит в искусстве. Не хочется верить его пророчествам: думаю, что из своей явной любви к «острым блюдам», к сенсациям всякого рода, он преувеличивает.
Его рассказы о Радеке, которого он хорошо знал. Радек до самого последнего времени возглавлял неофициальный международный секретариат Сталина и руководил его референтами. Он забавлял Сталина своим грубоватым юмором и ходил в фаворитах. В Наркоминделе все время идет борьба между Литвиновым и Крестинским. Доходило дело даже до отставок, но Сталин все время их мирит. Тут дело посерьезнее, чем в личных неприязнях: идет речь об ориентации в Европе нашей политики. Лично Радек совершенно разложившийся, избалованный человек, смесь шута и лакея с одной стороны и барственного вельможи — с другой (перед своими сотрудниками). Х. мог попасть к нему в «бюро» и не пошел, и сейчас этому радуется.