Во время той зимовки мы отметили и десятилетие существования станции "Восток". К этому юбилею я заранее стал готовить подарки для всех своих товарищей - значки в виде карты Антарктиды. Поначалу я нарисовал шаблончик - контур материка с характерным вытянутым "носиком" Антарктического полуострова. Потом из латуни наши механики вырезали мне по этому шаблону шестнадцать заготовок, на которых я с помощью имевшихся на станции зубного бора и бормашины сделал рельеф Антарктиды. Отполировав, я на некоторые значки даже вставил маленькие рубинчики, обозначавшие место нашей станции на карте материка. Рубинчики я нашел в старых, сломанных часах, оставшихся от прежних зимовщиков. На обратной стороне значков были выгравированы номера - от первого до шестнадцатого. Себе я взял № 13. Потом все те же наши "рукастые" механики припаяли с обратной стороны значков маленькие иголочки типа крючочка, чтобы их можно было прикреплять к пиджаку или свитеру.
Такие отвлечения на праздничные "посиделки", на вручение подарков по случаю юбилеев, на поздравления, даже на выпуск праздничной стенгазеты были необходимой разрядкой в условиях монотонного существования людей в ограниченном пространстве, в условиях страшных морозов, давящей темноты полярной ночи. На психику давило и сознание полной изолированности от внешнего мира, пусть и временной, пусть и при возможности связи по радио. Но мы все понимали, что, если, не дай Бог, что-нибудь случится, отсюда нас никто не вывезет, никто не поможет: в страшные морозы ни самолеты, ни тягачи с санями не действуют. Техника в таких условиях не работает, а людям приходилось.
Конечно, психика начинала уставать, и по мере протекания зимовки напряженность на станции нарастала.
По-человечески все можно было понять: и срывы, и усталость друг от друга, и раздражительность, когда долго не было вестей с "большой земли", от родных. Бывали случаи, когда здоровые, крепкие мужики, долго не получавшие из дома радиограмм, начинали сдавать, обвиняя жен в невнимании, грозясь "на расстоянии" подать на развод... Но стоило на следующий день прийти долгожданной весточке из дома, как сразу всё, словно по мановению волшебной палочки, нормализовывалось.
В связи с этим наш радист Володя Терехин был, конечно, на станции благодетелем человечества. Через некоторое время для нас стали устраивать сеансы радиосвязи с родными. Мне удалось раза два-три поговорить с отцом, мамой, Дашей. К такому прямому контакту надо было приноровиться, потому что слышимость была плохая, да и говорить приходилось по очереди: сначала говоришь ты - тебя слушают, потом неизменное слово "прием" - и говорят из Ленинграда, а ты пытаешься разобрать среди треска в эфире то, о чем тебя спрашивают: "Как ты там?" - "Прием". - "Хорошо. Почти как на курорте..." "Прием". Отец даже умудрился записать эти наши переговоры из рубки Института Арктики и Антарктики. Эти сеансы были для нас праздником и имели большое психологическое значение: потом мы еще несколько дней ходили в приподнятом настроении.
Свободное копирование
