Гораздо серьезнее были махратские беспорядки; благодаря энергическим мерам и расторопности английской полиции, а также неумелости и непрактичности главного вождя они кончились ничем. Значительную часть шайки переловили, Пхадки осужден и сослан в Аден.
Бхалвант Пхадки был революционер и патриот: он мечтал о низвержении британского владычества, и факт общего сочувствия, с которым к нему относилось сельское население, констатирован самими англичанами. Хотя полиция после некоторых усилий переловила большинство разбойников и захватила самого вождя, но сделалось все это без всякого содействия местного населения, и даже помимо его воли. Сельское население около Пуны, так же, как в Румпе, или пассивно смотрело на поиски полиции, или же тайно укрывало разбойников от ее преследования.
Из владений Низама, где столько всякого рода беспокойных элементов, и где Arms act 78 г. не мог быть введен, к бунтовщикам постоянно прибывали новые подкрепления. Восстание могло разростись до весьма значительных размеров; во-время начатое преследование и удачная поимка самого Пхадки положили конец беспорядкам. Его судили в Пуне. Массы туземцев стекались в суд посмотреть на патриота. По объявлении обвинительного вердикта ему сделана была овация. На базарах появились в продаже его портреты и автобиография. Даже в среде интеллигентных махратов, между университетскою молодежью в принципе его дело не осуждалось. Его называли и безумцем и неумелым, затею осуждали как преждевременную, но в то же время не отрицали, что существует много причин к возмущению против иноземных правителей, и мотивы Пхадки почитались всеми высоко благородными. Это сочувствие безумцу как у рай, так и у образованного индийца не трудно понять.
Рая, кроме разных местных и имперских налогов, уплачивает правительству с своего малого ежегодного дохода от 3 до 3,5% в виде одного соляного налога. Он забит и труслив, но сильно недоволен. Обещания махратского революционера были так соблазнительны: удаление иноземного сиркара с его многими налогами, и рая или шел за Бхалвант Пхадки, или втайне сильно сочувствовал ему. Но тому же Пхадки сочувствовали люди иного образования и другого общественного положения. В автобиографии Пхадки бессвязно и в наивной форме высказаны те же самые жалобы, которые часто приходится слышать от образованных туземцев, даже допускающих необходимость в настоящее время иноземного владычества в Индии.
Эти люди не революционеры и очень умеренных воззрений, но и они признают, однако ж, что британское владычество имело нехорошее влияние как на материальное, так и на умственное состояние Индии. Другими словами, не так резко и более разумно они говорят те же горькие истины, что и Пхадки в своей автобиографии. Индия, утверждают они, оскудевает и материально, и духовно. Ее богатства истощаются ежегодным переводом местных денег в Англию. Ее сыны извращаются недостаточным и ложным воспитанием.
С каждым годом все более и более растет сумма жалований и пенсий, выплачиваемых британским чиновникам, и все эти деньги, равно как и проценты на английские капиталы, затраченные на постройку железных дорог и другие предприятия, уходят в Англию.
"Наша отчизна, - говорят индийцы, - есть единственная страна в мире, платящая так дорого за свою иноземную администрацию; все набранное здесь иноземцами переводится в Англию. Безумно расточительны были наши туземные правители, но во дни их владычества наши деньги не уходили из нашей страны. При настоящих же порядках Индия с каждым годом беднеет". Цифры ввоза и вывоза не обольщают туземцев; они хорошо знают, что торговля может процветать даже в годы, наиболее тяжелые для туземного населения, нимало не обогащая его.