23 июля 1917 г. № 49
Милая и дорогая моя Ленурка, ещё и трёх недель не прошло, как ты уехала, а у меня впечатление, что это давно-давно было, и я уже мечтаю, когда вновь это случится, что мы с тобой вновь увидимся. Это, конечно, эгоистические чувства; а я всё задумываюсь о том, стоит ли вам ехать в Петроград. Все приходящие оттуда вести говорят одно и то же, что есть нечего, а для детей это, пожалуй, самый важный вопрос. При этих условиях, не подумать ли о том, чтобы так или иначе устроить свою мебель, а самим устроиться в Рязани или Могилёве? Я надеюсь, что ты, едучи в Петроград или обратно, заедешь ко мне и, может быть, мы договоримся до чего-нибудь.
Сегодня приехала m-me Лукомская к мужу, и сегодня приехал Корнилов. У нас тут все повеселели, все возлагают на него надежды. Дай Бог, чтобы он оправдал их. Воли? упорства и смелости у него хватит, дай Бог ему и счастья. Я фаталист и сейчас хочу фатум приспособить к светлым надеждам. Ведь недаром же судьба его столько раз сберегала от смерти, чтобы он здесь сорвался. Быть может, ему и написано на роду спасти Россию. Решительности он большой.
Да, быстро всё меняется: Брусилова выкинули, как старую перчатку. Я не принадлежал к числу его поклонников, но при этой выгонке старика жаль стало. А главное, ведь никто не знает, за что и почему его выгнали.
Да, Ленурка, интересную мы эпоху переживаем, но только тяжёлую, а, главное, впереди ещё тяжелее: как эта зима пройдёт и будущая весна, одному Богу известно. Если бы детей не было, можно было бы свистеть, а вот с детьми, когда подумаешь, что, может быть, им голодать придётся, то жутко становится.
Ну, Ленурка, моя драгоценная, крепко тебя целую, а с каким бы удовольствием в действительности расцеловал. Поцелуй детишек, маму, Лялю, Тонечку.
Твой Ваня
Свободное копирование
