Ведь весна...
Девушки подсчитали, что в субботу, во время детской акции, увезли шестьдесят жертв - сорок одного ребенка и девятнадцать пожилых женщин и мужчин.
Мы снова прыгали. Маша меня все время шепотом учила дышать - вдохнуть, задержать воздух, выдохнуть и прыгать ритмично, подпрыгивая при выдохе. А когда унтершарфюрер отворачивается, только поднимать плечи, имитируя прыжки.
Когда стемнело, унтершарфюрер нас отпустил: в темноте уже не тот эффект. Приказал нашему блоку хлеба не давать. А нам, уходя, пригрозил: если еще хоть один раз будем неуважительно говорить о немецкой власти - расстреляет без предупреждения не только говорившую, но и тех, кто слушал и не заставил ее замолчать.
Так вот за что мы прыгали!
Оказывается, на нас донесла Роза. Девушки предлагают ее поколотить, а я говорю, что надо придумать другое наказание, но какое - не знаю. Может быть, игнорировать, не разговаривать. Девушки этого не принимают: слишком интеллигентно. Только намять бока и ничего другого!
Я должна буду сторожить у двери: если постовой приблизится - подать знак.
Ночью, как было условлено, меня разбудили и босую (башмаки могут выдать) повели на "пост". Другие залезли на верхние нары, над тем местом, где внизу спит Роза. Одна девушка измененным голосом разбудила ее - подруга в обмороке (Роза до войны была медицинской сестрой). Как только Роза высунулась с нар, сверху начали падать одеяла. Девушки спрыгнули, схватили ее, барахтающуюся под одеялами, и стали бить. Били изо всех сил, но так тихо, что даже я почти ничего не слышала, хотя знала, что там делается.
Легла, но долго не могла уснуть, - что будет, если она пожалуется? Правда, она не знает кто, но это не имеет значения, накажут всех. Может, все-таки не надо было бить? Для первого раза хватило бы угрозы.
Сегодня Роза ходит угрюмая, с опухшими глазами, ни на кого не смотрит. Но жаловаться, очевидно, боится.
Свободное копирование
