* * *
Рано утром 25 января я был в порту. В порту в это время было еще сравнительно прилично. Правда, люди бегали по всем направлениям, усаживаясь на всякие суда, но особых инцидентов не происходило. Поддерживали порядок юнкера. Им было обещано, что их возьмут на пароход после окончания погрузки. Было чуть морозно, но ярко светило солнце.
Я пришел на нашу «собственную» баржу. Тут мне стало жутко. Баржу должен был тащить наш «собственный» пароход. И пароходик и баржа внушали невольную мысль, что они никак не выйдут в море, а, если выйдут, — погибнут. А между тем все было уже битком набито народом. Среди них у меня столько было близких и друзей. Я никак не мог решить, прощаясь с ними, кто подвергается большей опасности. Они провожали меня слезами, считая, что я «обрекаюсь» на верную гибель, оставаясь на суше, а я, конечно, не сказал им, что думаю то же о них, «плавающих, путешествующих» ... Ужасны эти разлуки при такой обстановке...
На обратном пути из порта я имел благоразумие зайти в штаб Стесселя. Не знаю, какова была бы судьба всех нас, собравшихся в «мой» отряд, если б я этого не сделал. Начальник штаба, полковник Мамонтов, дал мне приказание немедленно привести отряд к штабу, ибо, как он выразился, «надо сжаться в кулак».
— Неужели город очищается? А Сокир-Яхонтов?
Мамонтов махнул рукой.
— Принял командование ночью, а утром прислал сказать, что снял с себя командование. «Кончилось счастье»...
— Ну, а районные коменданты? Есть же что-нибудь?
Он посмотрел на меня выразительно.
— Отжимайтесь к штабу. И немедленно ...
К своему удовольствию, я застал отряд весьма готовым к выступлению. Большевики были где-то неподалеку. На соседних улицах что-то уже происходило. Что именно, в то время узнать нельзя было.
Свободное копирование
