К счастию нашему, был у нас человек, собственный мой, который смотрел за всем домом. Он нас в нуждах не оставлял и, можно сказать, кормил и пекся об нас и, сколько можно, старался сохранять и мужа моего. Он узнавал все те места, в которые ездил мой муж, и он верно знал всякий день, где он. И часто случалось, приезжали от Потемкина за моим мужем, и этот человек редко сказывал, что нет дома, а всегда отвечал, что брег, и тотчас брал верховую лошадь и сыскивал его и привозил домой. И сколько можно было рабу говорить Господину, то он со слезами умаливал его не погублять себя и несчастных жену и мать. "Вы можете очень скоро потерять честь, здоровье, даже и жизнь ваша подвержена опасности! Что тогда с нами будет? Мне стыдно вам говорить, но я принужден... Неужто вы не знаете, что у вашей матери и жены нет уж имения, чем бы они могли содержать дом и себя? Я пока имею, то все отдаю для них, но и у меня скоро ничего не будет, - тогда пойду работать, а их не оставлю: хоть хлеб один, да будут иметь!" И, говоривши, горько плакал... Муж мой все слушал спокойно и сказал: "Я тебя никогда не забуду и буду тебя считать другом, только не оставь жену и мать. Я не обешаю тебе так скоро оставить это знакомство - нельзя: в этом обществе мой начальник, который требует этого. Он может мне всякое дурно сделать!" - "Нет, батюшко, не может тебя начальник ни к чему дурному принудить, и вы не должны опасаться, чтоб он мог вам что сделать, только были б вы исправны в своей должности. Да у вас есть и другой старший начальник, - для чего вы к тому редко ходите? Стало, вам приятнее быть у первого, который вас разоряет, а более всего - разлучил вас с женой, которая день и ночь в страдании. Еще милосерд к ней Господь, что дал ей добрую свекровь, которая сколько-нибудь услаждает и облегчает горестное ее сердце. Но иногда она и сама не лучше ее!" И бросился к нему в ноги... "Ах, добрый мой господин, не сведите старости матери вашей в гроб и не лишите бедную мою юную госпожу последней подпоры! Не прогневайтесь на вашего раба, который вас любит и почитает и осмеливается вам давать советы! Отец мой, ты сам себя лишаешь спокойной жизни и счастливой!" Муж мой поднял его, сам заплакал... "Я знаю, что ты прав, и я тебя прошу, докажи мне свою любовь и не оставь мать и жену!" - "Чем, батюшко, я могу их не оставить? У меня скоро не будет, чем им помогать, - я вам уж сказал. Вы сегодня выиграли, я знаю, - то дайте мне на содержание дому, жены и матери!" Он подал ему кошелек с пятьюстами, и человек взял четыреста, а сто оставил ему. Хотя и очень было ему не хотелось расставаться с такой суммой, но он только сказал: "Кажется, ты много взял". - "Нет, батюшко, немного: мы все в долгу. Платить долг и закупить многое надо; еще недостанет! Ах, бедная моя госпожа! Думала ли мать твоя, отдававши тебя, что твое пропитание будет зависеть от раба и что ты будешь мужем твоим оставлена!" Муж мой торопился очень уехать со двора; пришел со мной проститься... Я только, заплакавши, спросила: "Надолго ли я с тобой прощаюсь?" Он, не говоря ни слова, ушел, а я, одевшись, поехала к доброму моему соседу, который спросил у меня: "Что ты, мой друг, как уныла и похудела? Неужто ты еще скорбишь о отъезде моего брата?" Я только отвечала слезами, и он вздохнул и перестал говорить. Ездила я и к Президенту нашему, где меня очень полюбили и, наконец, часто за мной присылали. И я целые дниу них просиживала. У него была племянница моихлет, девушкалюбезная, кроткая, умная, и мы с ней сделались друзьями. В один день я приезжаю к ним и вижу ее очень невеселу; спрашиваю у ней причину. Она мне отвечает, что за нее сватается жених выгодный, и мать ее принуждает сказать дяде, что она согласна У меня сердце замерло, вспомня мою жизнь и замужество... Я ей советовала дяде открыться, но она не решилась по кротости своей, чтоб не огорчить мать. Я, найдя случай говорить с ее дядей, сказала ему весь мой разговор с ней. Он меня много благодарил за доверенность, которую я ему сделала, и отказал жениху, сказавши сестре своей, что ему жених не ндра-вится, и, хотя бы его племянница хотела, но он так, как отец, ей запрещает, - и тем кончилось. После сего более еще меня начали любить, все семейство, особливо дядя и племянница.
Один раз я у них была: они за мной присылали - нельзя было не ехать, да и свекровь меня прислала, видя мое уныние оттого, что мужа моего не видала три дни, хотя и знала от моего человека, что он жив и здоров. Итак, я приехала очень с грустным и горьким лицом. Сколько ни старалась себя принуждать, но все было видно мое уныние. Начальник уменя спросил: "Где твой муж?" Я отвечала: "Думаю, что у должности", - и невольный вздох вырвался из меня. Он посмотрел очень пристально на меня. "Ты, мой друг, что-нибудь скрываешь от друзей твоих, и в сердце твоем есть какая-то горесть, которую ты сказать не хочешь. Я с тобой после наедине поговорю". Однако целый день были гости, и я была рада, что не удалось ему со мной говорить. Я бы не решилась без позволения свекрови ничего сказать. Приехавши домой, я сказала весь мой разговор. Она подумала и сказала: "Кажется, ты можешь сказать, только прося его, чтоб он не сделал мужа твоего несчастным и чтоб он не узнал, что ты говорила, а то может выйти беда!" На другой день я занемогла лихорадкой, и болезнь моя продолжалась месяц. Муж мой всякий день приходил домой ночевать и, как кажется, заботился обо мне... В болезнь мою начали меня посещать его приятели, и один, смотря на меня, сказал: "Ах, как мне вас жаль!" Я спросила: "Почему вы меня жалеете? Я, кажется, довольно счастлива и спокойна: муж меня любит..." - "Того-то и нет, хотя вы и говорите. Ежели бы он вас любил, так бы не удалялся от вас на несколько дней; и может ж муж оставить жену, которая не заслуживает этого, и разве вы не знаете, что он расточил все имение на девок, да и здоровье его подвержено опасности? И вы все это сносите великодушно! Другая бы жена на вашем месте ему отплатила тем же и не стала сокрушаться о беспутном муже!" - "Меня удивляет очень, как вы смели мне говорить о моем муже такие мерзости, о которых я и помыслить стыжусь, не только, что вам верить. И какие вы смели мне давать советы, постыдные для меня? Али вы думаете, что я молода и не буду видеть вашего коварства и мерзкой лжи, - то вы ошиблись! И можете ж вы назваться после этого приятелями мужа моего? Я теперь об нем жалею, что он ошибается в вас, считая честными и добрыми!" - "Так вы нам не верите?" - "Стыдно б было мне вам поверить!" - "Мы вас уверяем, что все сие правда, и ежеж бы мы вас не почитаж и не любили, то б никогда не сказали". - "Очень худое ваше почтение и любовь, когда вы вздумаж меня ссорить с моим мужем! Но я вас уверяю, что вам не удастся сего произвесть, но и это вам скажу: ежели бы вы истинно меня любили и почитали, то бы вы меня поберегли и не сказали б мне, ежели бы и правда была, что вы мне рассказываете об моем муже. Но опять-таки вам подтверждаю, что я не верю и никогда не поверю и знаю, что муж меня любит, и я его люблю и не требую от него, чтоб он беспрестанно был со мной. И прошу вас не иметь обо мне напрасного сожаления. Уверяю вас, что я скучна никогда не бываю и время мое провождаю очень весело и хорошо. Занятиев у меня довольно, и для меня время всегда кажется коротко. Итак, прошу вас, чтоб вы избавили меня ваших посещений; мне нет времени вас принимать!" Один из них пожал плечами. "Я удивляюсь вам, что вы всему сему не верите. Я даже вам место скажу, где с девками бывает собрание, и там наняты бани на целое лето, где все вместе веселятся!" - "Стало, и вы в этой же компании, то что ж вы себя не пощадите, ежеж не щадите других? Но уверяю вас, что вы меня не можете поколебать в том мнении, которое я привыкла иметь об моем муже. Еще вам повторяю мою просьбу оставить меня, и будьте уверены, что вас больше не примут здесь". Встала и вышла юн, а они отправижсь и более ко мне не приходили, а хотя и прихаживали, но им велено было отказывать. Я весь мой разговор рассказала моей свекрови. Она одобрила мои ответы и сказала: "Надо, мой друг, терпеть и молиться за него. А тебя прошу, как друг, как мать, веди себя так, чтоб совесть твоя тебя не укоряла и муж твой ничем бы не мог тебя укорить. Будет время, что он во всем раскается и тебя будет почитать. Я много виновата перед тобой, мой милый друг, - не зная сына моего, заставила тебя очень молоду чувствовать горести. Без меня была б ты счастлива, но не сетуй на меня - довольно я наказана за тебя: сердце мое никогда не бывает спокойно и всегда в мученье за тебя!"
Я заплакала: "Не беспокойтесь, милая матушка, я никогда на вас не сетую. Вы, конечно, любя меня, хотели составить мое счастие, но Богу было угодно, чтобы я не была таковой - я повинуюсь Его определениям и буду терпеть. Он не вовсе меня оставил, давши вас мне. Будто это мало, что я в вас имею друга и мать, и наставницу!"
Свободное копирование
