25-го его высочество обедал у себя в комнате, а вечером ужинал у графа Бонде.
26-го граф Бонде велел меня просить к себе, и когда я пришел, у него был бандурщик (так называются молодые и немолодые казаки из Украины, играющие на бандуре и вместе с тем поющие) княгини Черкасской, которого он призвал, чтобы заучить несколько веселых русских песен. Но так как голос этого молодца был не из лучших, а граф не может легко усвоить себе мелодию, то он просил меня пропеть с ним и затвердить напев избранной им песни. Он написал мне русский текст латинскими буквами, и мы все трое, т. е. граф, бандурщик и я, принялись весело распевать и продолжали до тех пор, пока наконец вполне затвердили мелодию. Его королевское высочество (живущий под графом Бонде), слыша внизу наши голоса и хорошо запомнив слово люли, очень часто повторявшееся в песне, прислал наверх камер-лакея с запиской, в которой стояло: bonjour, messieurs les Luillis, и это только для того, чтоб тот посмотрел, кто там поет. В этот день были у майора Румянцева крестины, при которых присутствовали император и императрица. Начались также обыкновенные здесь зимние собрания; но так как, по ошибке полицеймейстера, нашему герцогу не было о том дано знать, то он провел весь вечер до поздней ночи у посланника Штамке.