В субботу утром 1 августа я проснулась и прочла в газете, что жребий брошен. Война объявлена! Мой муж уедет через несколько дней, а вслед за ним протянулись до самого горизонта лица всех тех друзей, которых я приобрела здесь за двадцать лет, и все они следовали в том же направлении.
Когда я присутствовала на каком-нибудь большом собрании в России, то каждый раз заново поражалась царившему там порядку. Здесь всегда было много места и времени, не говоря уже о вошедшем в поговорку добродушии; все эти качества придавали русской церемонии свое особое обаяние и отличие от всех прочих. День, назначенный для молебна в Зимнем дворце, не стал исключением. Когда я приехала, десять или пятнадцать больших гостиных были заполнены людьми, поддерживавшими тихий разговор. Здесь были старики в придворных мундирах и молодые люди в военной форме защитного цвета, женщины в легких платьях и хорошеньких летних шляпках. Все они казались невероятно возбужденными и в то же время оживленными, словно собирая все силы, чтобы предоставить их своему правителю. Должно быть, монарху было приятно видеть все это огромное количество русских, пришедших поддержать его в час необходимости.
Религиозная церемония была недолгой, но отличалась особой глубиной; никогда еще произносимые нараспев слова священника и пение хора не звучали столь чудесно. Безусловно, молитва, возносившаяся к небесам, была абсолютно искренней. Когда она закончилась и мы встали с колен, монархи повернулись и несколько мгновений стояли, глядя на своих подданных, императрица взяла мужа за руку. Внезапно из пяти тысяч гортаней вырвались звуки национального гимна, который не казался менее прекрасным оттого, что их душило волнение. Затем один за другим стали раздаваться приветственные восклицания, пока стены не зазвенели от их эха!
Наверное, император впервые встретил такой прием. Он был бледнее, чем обычно, и казался немного удивленным, но довольным. Император двинулся вперед, держа под руку императрицу, а толпа, продолжая издавать приветственные крики, расступилась перед ними, образовав проход от алтаря до огромных двойных дверей напротив. Старики и молодежь раскраснелись и охрипли от напряжения, но продолжали приветствовать монархов. Мужчины и женщины низко кланялись или бросались на колени, когда правители проходили мимо; его величество шел в полном молчании, казалось никого не узнавая и не выделяя кого-либо из толпы. Наша прекрасная императрица, похожая на скорбящую Богоматерь со слезами на щеках, протягивала руку, проходя мимо того или иного человека, и грациозно склонялась, чтобы обнять кого-то из женщин, целовавших ей руку. Ее величество,казалось, в тот день олицетворяла всю глубину обрушившейся на нас трагедии и страданий, глубоко ощущая их, и благодарила людей за проявленную ими преданность. На ее лице отражались необыкновенная нежность и печаль, и ее красота обрела такие качества, которых я никогда прежде не видела на этом гордом классическом лице. Проходя мимо меня, она протянула руку, и, когда я коснулась ее губами, она, склонившись надо мной, поцеловала меня и спросила:
— И ваш муж тоже?.. — и, получив от меня утвердительный ответ, продолжала: — Тогда вы должны помочь мне с той работой, которую нам, женщинам, предстоит проделать.
Мне не забыть прекрасную и трогательную Мадонну, представшую перед нами в тот день, склонявшуюся над своими подданными, чтобы утешить и приободрить их, когда ее собственные печали тонули в слезах сочувствия своим подданным! До этого в течение пятнадцати лет я видела только величавый и строгий вид, с которым она возглавляла пиры и торжественные церемонии с почти нечеловечески суровым выражением лица, а эта ситуация позволила выйти наружу подавляемой нежности.
Свободное копирование
