18.II.1927
Вчера очередное (3-е) собрание сотрудников «Нового мира». Чужие люди. Недоброжелатели. Качалов читал рассказ А. Дымова «Иностранцы». Неплохо: сатирическое изображение провинциального актерства, оторвавшегося от жизни, от революции, не понимающих, что кругом, мечтающих о прошлом (бенефисы, подношения, губернаторские балы, публика!!). Столкновение с действительностью — и гибель центральной фигуры Земнова. Прения — белиберда! «Нет положительных типов, не показано строительство» (Мещеряков). Гусеву рассказ противен — и т. д. В результате — рассказ талантливого начинающего писателя затоптали.
Качалов — великолепен. Маяковский — груб. Читал свои стихи, не принятые Степановым, — без успеха. Зазывал «высказаться», — выступил Раковский и показал, чем его стих («Послание молодежи») реакционен, идеалистичен.
Подсел Пильняк: сегодня в «Правде» заметка о председателе правления Масложиртреста Попове (предан суду, исключен из партии). Как он поехал на денежки треста в Китай с Пильняком, что-то о публичных домах и т. п..
Вообще — не бездарность. Буданцев громил за бездарность других авторов. Никулин старался показать себя независимым. Малашкин бранит всех и все. Артем Веселый — дрянь, реакционер.
На днях приходит ко мне. Сидит, нервничает, теребит шапку, дергаются губы, лицо мятое, испитое. Изо рта запах чесноку, все, как он разговаривает, ерзает, как на иголках… <фраза не закончена>. Упрашивает пропустить его большую повесть «Записки Анания Жмуркина». Повесть — плоха — он уверяет, что все превосходно. Успех вскружил ему голову.
— «Сатирикон», ну, — Петрония, знаете?
— Да.
— У меня хлеще!
— Что хлеще?
— Новый роман. Вы как, эротику любите?
— Нет.
— Ну, тогда не дам. У меня эротики больше, чем у Петрония.
Ив. Ив. Скворцов рассказывал мне, как Маяковский громил его за фельетон Ольшевца о ЛЕФе.
— ЦК партии поручил мне это дело и одобряет, а вы ругаете.
Скворцов:
— Я также — член ЦК, а не знаю, когда вам ЦК это поручил.
Маяковский ретировался.
Груб, нахален, невыносим.
Скворцов же рассказал: Н. Фатов прислал ему книжку для отзыва с просьбой дать на отзыв ее кому-нибудь поумнее того, кто писал отзыв на другую его книжку. Скворцов ответил ему: «Уважаемый — и т. д. — Это я писал о тех ваших книжках».
>
В. Дынник в возражении своем указала на гуманизм в рассказе Дымова: он жалеет даже такого кокаиниста, как Земнов.
Иван Иванович в своем слове советовал писателям взять котомку и идти в народ, на завод и т. п. Касательно же гуманизма сказал: «Если мы поддадимся этому гуманизму — мы бог знает до чего дойдем, в помойную яму прямо».
Обрывки разговоров с Малашкиным:
— Все пишут дрянь. Барбюс — дрянь. Бабель дрянь. Русского языка не знают. Вот у меня язык — учиться будут.
— Пишу роман. Это будет — вещь. Вот увидите.
— Знаете — все пошли к черту. Возьму и застрелюсь. Ну их к черту.
Кр. зим. ерзает. Лицо дергается. Глаза лихорадочно начинают блестеть. В нем есть и хитреца, и подобострастие. Обещает следующую повесть посвятить мне — купить хочет?
Очень любит льнуть к товарищам, власть имеющим. Нередко слышишь: «Я и Вячеслав Михайлович», «Мой друг Вячеслав Михайлович», «Мы с Молотовым», «Молотов был у меня», «будет у меня».
18 февраля 1927годав «Правде» было опубликовано постановление Президиума МКК и Бюро МК ВКП(б) о деле председателя правления Масложирсиндиката Попова: « Попова А. П., как чуждый, разложившийся элемент, злоупотреблявший доверием партии и советской власти, из рядов ВКП(б) исключить и привлечь к уголовной ответственности». Далее некий Г. Мороз пишет заметку «О чем говорят постановления МК и МКК ВКП(б)»:
« Попову была предоставлена 2-месячная командировка в Китай и Японию «для выяснения этих стран в отношении растительных и животных жиров». Во время разбора дела в МКК выяснилось, что настоящая цель поездки Попова в Китай и Японию, обошедшаяся Масложиртресту в 40 000 р., было желание сопровождать писателя Пильняка в его поездке по этим странам. Уехавши в момент тяжелого финансового кризиса синдиката в тот момент, когда синдикат только-только оформился, Попов вместо указаний о работе синдиката с пути, а также из Китая и Японии периодически посылал «доклады» в правление, где описывал свои похождения: посещение публичного дома, вечеринку вместе с Пильняком у проф. Устрялова, споры с Пильняком о месте последнего в литературе, причем якобы Пильняк (в передаче Попова) не примиряется с меньшей ролью, чем роль Толстого, или с ролью, близкой той, которую играл Толстой; описание своего и Пильняка туалетов и пр. в таком же выдержанном «деловом» тоне.
Формально цель поездки Попова, по его словам и по словам членов правления, — выяснение в Китае и Японии вопросов о соевых бобах. На самом же деле ни о каких соевых бобах Попов за границей не думал, а, наряду с веселым времяпровождением с японскими гейшами, он давал в харбинские газеты интервью со своим портретом, дорогостоящие рекламы, о чем-то торговался с китайскими купцами и все это преподносил в докладах правлению наряду с описанием своего сопровождения Пильняка.
Мы не станем описывать дальнейшие художества Попова. Надеемся, что ГПУ, в тюрьму которого посажен после исключения из партии Попов, займется выяснением и на этот раз пошлет его не в Китай, а, может быть, по тому же направлению в Нарым».
Свободное копирование
