4 сентября. В воскресенье рано получили почту: письмо от Ивана, от Гильфердинга, московские газеты и иностранные журналы. Депеши Горчакова, что неприятель не занимал еще Севастополь два дня спустя нашего отступления и что Горчаков взорвал сам укрепления наши, не дожидаясь прихода неприятеля, возмутили еще более всех; явно, что Севастополь отдан даром, разрушен без нужды и без вреда неприятелю; а сколько было потрачено сил, времени, труда на укрепления его, каждый дом был укреплен и дорого бы достался неприятелю. Право, все это объяснить трудно иначе, как изменою. - Не сам Горчаков, так окружающие его. - Называют же генерала Жабокрицкого, как изменника; говорят, его поймали казаки. - Прочтя депешу Горчакову, еще тяжелее стало на душе.
Иван пишет из Новгорода-Северска, хлопот ему множество, и он хочет по приходе в Киев сдать должность казначея, если же придется зимовать в Киеве, то он хочет совсем оставить ополчение. Видно, у них много неприятностей с дружиной, ратники пьянствуют и буянят; и, говорят, везде почти также, особенно, как добрались до дешевой и крепкой водки, не знают, как с ними и сладить. Строганов осматривал их в Новгороде и сам рассказывал Ивану, что Дмитровская дружина Голицына (Леонид) идет совсем иначе. Голицын ведет их, как на богомолье в Киев, и потому нет ни пьянства, ни буйства, и везде служат молебны. - Мы знаем, что и здесь Голицын вместо пробного похода водил свою дружину на богомолье за 12 верст; это прекрасно и умно, что он дал такое значение походу. - Но вообще Иван представляет жалкую и грустную картину всего положения дела. - Жители большею частью очень не рады этим гостям, говорят: "Что нам турки, нам свои не легче", и т. д. Священники, будучи обязаны встречать с крестом дружины, часто просят дать расписку, что они выходили встречать и т. д. Иван более всего винит самих офицеров и говорит, что надобно прежде всего перевоспитать их.
Гильфердинг пишет из какого-то местечка недалеко от Праги, пишет о жажде сообщения и знания русской деятельности, которая существует в этих местах, и о совершенном недостатке средств удовлетворить этой жажде, о равнодушии русских в этом отношении; заключает тем, что просит прислать книг русских, хорошо написанных, в том числе, конечно, отесенькиных и Константиновых, просит сестер списать разные списки стихов Хомякова и других, просит вырвать "Библиографическую хронику" из "Отечественных записок" и т. д. Словом сказать, не только сам принял деятельное участие, но и других подвинул к тому же. Честь и слава ему, это великое достоинство. - Константин и сестры немедленно же исполнят его поручения.
Константин, воротясь из Москвы, принял решение написать письмо к государю о том, что необходимо сменить Горчакова, указать на Ермолова, как на единственное народное имя, и вообще высказать мысли о настоящем положении, о том, что Севастополь временно уступлен, и т. д. Он написал это письмо и взял его с собой в Москву. После же его отъезда прочли мы иностранные журналы и увидали из них ещё яснее, что у нас идут сношения с Австрией и иностранными державами, что мы все уступаем; чуть ли Севастополь не был отдан единственно для благосклонного взгляда Австрии. Константин уехал в Москву рано утром.
После отъезда Константина приехали Пальчиковы от обедни, оба возмущенные, пораженные страшной вестью. Николай Васильевич, несмотря на свой положительный характер и свое благочестие, говорит: "Мы не можем даже иметь утешения римлян посадить себе пулю в лоб". Все думают, что Горчаков или будет разбит, или, что всего вероятнее, неприятель высадится в Евпатории, окружит его, и Горчаков с торжеством положит оружие. Пальчиков выходит из себя и говорит, что надеется, что найдется кто-нибудь, кто свяжет его по рукам, и армия его не будет слушать. К несчастию, вряд ли это возможно.
5 сентября. Нам прислали сказать из Хотькова, что ждут государыню к вечерне. Сестры поехали, но понапрасну: государь и государыня проехали на другой день прямо к Троице, потому что дорога в Хотьково в самом деле ужасна и еще хуже сделалась от поправления, потому что дождь размывал все, что накладывали. Маменька с Наденькой ездили к Пальчиковым прощаться, видели только одну Марью Алексеевну.
Свободное копирование
