21 марта 1949 года.
Здравствуй, дорогой Боренька!
А ты мне вчера так и не позвонил, хотя я очень просила тебя об этом. Должна тебе сказать, что я обиделась на тебя за это. Я знаю, что у тебя было мало времени, ты готовился к семинару, но не могу поверить, что ты не мог найти за целый день полчаса времени, чтобы дозвониться ко мне.
Вчера было воскресенье, но я никуда не ходила. Мне передали, что ко мне приезжает подруга. Я пошла на вокзал ее встречать, но она почему-то не приехала.
Погода после обеда испортилась, и мне не захотелось никуда больше вылезать. Так и просидела дома, а в одиннадцать легла спать.
Так и провела выходной.
Вспоминаю прошлый выходной, который мы с тобой почти не видели, т. к. спали оба почти до 4-з часов, но он был лучше всех выходных, которые мы провели вдали друг от друга, потому что тогда мы были вместе, а сейчас… Да что говорить!
Мне даже письма не хотелось писать. Ну, тебе-то я не написала,
потому что дулась на тебя, но ведь мне надо было ответить еще на несколько писем, которые накопились за время моего пребывания у тебя. А я, как приехала – никому еще не написала ни одного письма, а тебе пишу уже третье.
Вот и сегодня опять ты пробудешь в университете до 9-ти часов, а потом не захочется идти в часть, чтобы позвонить, а я буду сидеть и ждать. И, может быть, ты когда-нибудь скажешь:
- Просто ты умела ждать, как никто другой!
Вот видишь, какие неинтересные письма у меня получаются, особенно после возвращения. Им (моим письмам) , наверное, далеко до Жениных К.? Да?
Ну, хорошо, кончаю писать. До свидания, дорогой мой, пиши чаще.
Крепко тебя целую. Твоя Инна.
----------------------------------------
21 марта 1949 года.
Здравствуй, моя любимая кукла!
Уже два дня не писал тебе. Сейчас хочу ответить на твое письмо и передать самое большое спасибо за твои хорошие открыточки.
Я прекрасно знаю, что в написанных тобой словах вложено много тепла, ласки и внимания ко мне. Поэтому можешь быть спокойна, что я все понял так, как ты этого хотела. Я разделяю с тобой твою грусть и сожаление от нашей разлуки, и хочу, чтобы ты знала, что я всегда делаю то же самое, что и ты. Может быть, мое участие несколько облегчит твою печаль и заслонит ее хорошими мыслями обо мне.
Я знаю, что и причиной грусти являюсь тоже я, но ведь я же могу быть как раз и причиной того, чтобы ее развеять.
Я не жалуюсь тебе, потому что я могу многое перенести молча, упрямо. Но ведь ты же прекрасно знаешь, что я обо всем думаю нисколько не меньше тебя. И это должно всегда тебе напоминать о том, что где бы ты ни была, ты всегда вместе со мной, так же , как я должен быть везде и всегда рядом с тобой.
Вот ты напоминаешь мне в своем письме о Жениных письмах. Хочется спросить, зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что я далеко не так близорук, чтобы ценить людей по их красивым словам, выражениям, письмам, даже по красивым мыслям. Нужно уметь ценить их по их делам, а не по лозунгам, которые они провозглашают.
У меня нет сожалений ни о чем. Я счастлив тем, что у меня всегда хватит сил с корнем вырвать из памяти все, что недостойно того, чтобы о нем помнить. Другие это делают с трудом, с большими мучениями. Я это делаю смело и всегда бываю собой доволен.
Уж кому-кому, а тебе можно было бы быть спокойной за все, тем более за то, что я могу сравнивать и ставить рядом то, что у меня есть самое лучшее и дорогое, с тем, что недостойно даже воспоминаний о нем.
Я не боялся и не боюсь сказать о недостатках твоих писем, и ты на это не обидишься. Ведь в конечном счете наши письма нужны нам лишь постольку, поскольку нужны их авторы.
Разве нам не понятны наши мысли даже в самых простых, самых скромных выражениях? Разве письмо теряет что-нибудь оттого, что оно написано просто? По-моему - нет. Письмо теряет, если в его пышных фразах нет той теплоты, которая всегда даст письму все: и красоту, и образность, и ясность, и цену.
Я люблю твои письма вместе с тобой и не разделяю их от тебя так же, как не разделяю тебя и твои мысли. Я их вместе с тобой называю нашими и знаю, что ты не будешь возражать.
Прости, я несколько увлекся характеристикой наших собственных мыслей.
Заканчивая, хочу пожелать лично тебе и твоим родным всего самого хорошего, крепко обнимаю и целую тебя,
Всегда тебя любящий - твой Борис.
-----------------------------------------------
Примечание.
Вот и появляются первые упоминания о той таинственной поездке папы в Союз, которая состоялась сразу после знакомства с мамой. Появился какой-то новый персонаж, который я сразу стала связывать с той поездкой.
Когда я листала рукописные альбомы, сделанные папой, я видела в ней фото девушки и стихи под ними. Я спрашивала у мамы – кто это? Она отвечала, что это какая-то папина знакомая или подруга детства – уже не помню, но я всегда удивлялась, что мама не выбросила этот альбом и фото, а хранила так же бережно, как и свои архивы.
Я не утруждала тогда себя особыми размышлениями по этому поводу. Оставила – значит, так надо. Это папина история жизни, возможно, она ему дорога, и тоже имеет право на бережное хранение каких-то «материальных» ценностей о ней. Девушка была не такая симпатичная, как мама, поэтому во мне не возникло чувства ревности или повышенного интереса к ней.
Но раз она упоминает в письме имя Жени К., значит, папа рассказал ей об этой девушке и их отношениях до мамы. Она была в курсе событий, ее это все-таки задевало и воспоминания об этом были не очень приятны, раз она вспомнила о ней в период мрачного расположения духа и, желая сделать папе маленькую «мстю», чисто по-женски вставила в письмо ядовитое замечание.
Но это только начало истории. Продолжение будет несколько позже.
Свободное копирование
