Главных улиц в Новограде было две.
Дворцовая и Большая-Перспективная.
Одна - чинная, аристократическая, для праздного гуляния и взаимного лицезрения.
Другая - торговая, шумная, несдержанная, и, невзирая на своё обещающее наименование, без всякого даже слабого намёка на Перспективу.
Задумываться об этом никому и в голову не приходило, а такое замысловатое слово, как урбанизм, ни в каком еще словаре и найти нельзя было.
Но, конечно, какое-то глухое соперничество, невольный антагонизм, смешанный с инстинктивным, молчаливым, но обоюдным презрением, упорно и неискоренимо существовал между двумя этими новоградскими артериями.
Особенно подчёркивали эту рознь извозчики.
Одноконки, брички, с их равнодушными ко всему на свете худыми клячами, скучной шеренгой стояли вдоль Большой Перспективной.
А парные фаэтоны с молодцеватыми кучерами имели свою веками освящённую стоянку в конце Дворцовой.
На бричках ездили мелкие акцизные чиновники, повивальные бабки второго разряда, заезжие коммивояжеры с неуклюжими чемоданами, подобранные на улице пьяные в сопровождении городового, и разный неважный люд, которому так испокон и было наказано - трястись всю жизнь на одноконке, подпрыгивая на ухабах.
В фаэтонах разъезжали умопомрачительные юнкера, выхоленные присяжные поверенные, земские начальники, помещики из уезда, и благотворительные дамы из самого высшего общества, собиравшие дань на ёлку сиротского приюта.
А, вообще говоря, никакой особой нужды ни в пароконных, ни в одноконных не было.
Торопиться некуда было, всё под боком, из одного конца в другой рукой подать, и весь от Бога положенный путь, от рождения и до смерти, проделать не спеша, в развалку, по образу пешего хождения.
Только ранней осенью, задолго до наступления холодов, заметно было некоторое, особое, отличное от прочих времён года, оживление.
По мудрому, из поколения в поколение завещанному обычаю, или опыту, накопленному предками, начинались суетливые приготовления к зиме.
Из окрестных деревень тянулись возы с дровами - грабом, ольхой, берёзою.
Въезжали во двор немазанные, скрипучие телеги, наполненные всяческим добром, припасами и снедью.
Обкладывали соломой и ставили в погреб разбухшие от рассола кадушки с кислыми яблоками, грибами, мочёными арбузами, сливами, помидорами, квашеной капустой и солёными огурцами.
От всего этого изобилия и щедрот земных шёл прелый, душный и щекочущий обоняние запах.
И ощущение уверенности, незыблемости, прочности и покоя безраздельно овладевало душой.
А в домах шла своя работа.
Наглухо запирали окна, устилали ватным покровом начисто выбеленные подоконники, на вату для пущей красоты, и непременно зигзагом, укладывали нитку красного гаруса, по обе стороны художественно разбрасывали чёрные угольки, и на равном расстоянии друг от друга, в священнодейственном творческом восторге расставляли невысокие пузатые стаканчики с крепким красным уксусом.
Последним актом мистерии были двойные рамы, которые тут же, чтобы не было щелей, заклеивали по бокам, и сверху до низу, длинными узкими полосками белой бумаги; вносили со двора окрепшие за лето фикусы и пальмы в зеленых майоликовых горшках, - и пролог был кончен.
А 23-го или 25-го августа, смотря по календарю, начиналась учебная страда.
За несколько дней до великой даты, в книжных магазинах Золотарёва, Фонарёва и Красногубкина нельзя было протолкнуться.
А какой таинственный смысл был в словах и сочетаниях, в именах авторов, в названиях книг и учебников!
- Вторая часть хрестоматии Смирновского. История Иловайского. Учебник арифметики Малинина и Буренина. География Елпатьевского. Задачник Евтушевского. Алгебра Киселёва. Физика Краевича. Латинская грамматика Ходобая.
А Записки Цезаря о Галльской Войне, с предисловием Поспишиля!
А Метаморфозы Овидия Назона, в обработке для детей и юношества, под редакцией Авенариуса!
Энеида. Одиссея. Илиада.
А словари и подстрочники к Вергилию и Гомеру!
И все это не так, на воздух, на фу-фу, а с допущения цензурой и с одобрения учёного Комитета при Святейшем Правительствующем Синоде.
Что и говорить, крепкая была постройка, основательная.
..А вот, поди же ты!
Пришел ветер с пустыни, и развеял в прах.
Свободное копирование
