Не буду упоминать о других туземных личностях тогдашнего нашего общества, но не могу не сказать несколько слов о княгине Анне Ивановне Мухранской, игравшей впоследствии, во времена Барятинского, довольно видную и значительную роль в Тифлисе. Происходя, если не по имени, то по крови, от царевича Грузинского Ивана (Окропира), проживавшего в Москве, она получила воспитание в доме графа Кутайсова за границей (кажется в Италии), где провела большую часть своей молодости; она отличалась замечательным умом, светским образованием и самым ловким кокетством; стройная наружность и грациозность движений ее были крайне привлекательны; черных, выразительных глаз ее никто из тогдашней молодежи, я думаю, никогда не забудет.
Но ум и честолюбие составляли основание всего ее существа. Сердцу не было места: все заменялось расчетом и желанием иметь поклонников. Я расскажу один пример, чтобы характеризовать эту женщину. В то время в Тифлисе при дипломатической канцелярии наместника находился некто князь Голицын, весьма умный, образованный, милый, с любящим сердцем, молодой человек. Голицын был обижен природой – у него скошена была шея и сильный нервный тик в лице. Он страстно влюбился в княгиню Мухранскую и, несмотря на наши увещания, она продолжала завлекать Голицына для своей забавы. Этот несчастный дошел, наконец, до того возбужденного состояния, что хотел броситься с моста в Куру; с тех пор мы за ним следили и не упускали из виду. Он жил в то время с заведующим французским консульством Моно – отличным человеком, всеми нами любимым за свой веселый и милый нрав. Зимой 1846 года я был в театре, меня вызывают и я узнаю, что Голицын застрелился на своей квартире. В это время в первом ярусе сидела княгиня Мухранская, окруженная молодежью. Я бросился к ней в ложу, чтобы уведомить о несчастьи. «L?imbecile» - отвечала она мне, продолжая в бинокль смотреть на сцену. С понятным, при молодости моей, в то время чувством отвращения удалился я из ложи и поехал на квартиру покойного, вместе со всеми товарищами своими, которые, возмущенные равнодушием княгини, оставили разом ложу ее. Впечатление, произведенное на меня Мухранской в эту минуту, долго осталось в памяти моей при последующих отношениях моих с этой женщиной; и только в конце 60-х годов в Петербурге. Увидевши её уже пожилой, в несчастье, при самых скудных средствах к существованию, впечатление это уступило место участию к судьбе ее, как к горькому наказанию за ее прошлое. Княгиня Мухранская была замужем за адъютантом начальника артиллерии, князем Александром, простым, честным и весьма хорошим человеком; он видимо страдал своим положением и в конце 40-го года скончался. Княгиня Анна Ивановна продолжала со свойственным ей умом и ловкостью поддерживать в Тифлисе свое положение de femme a la mode и, наконец, увлекла князя Барятинского, бывшего в начале 50-ъ годов начальником штаба на Кавказе, в свои сети. Царство ее продолжалось довольно долго; когда князь уже был наместником, рассказывали, что даже на балах Барятинского она являлась, как хозяйка дома. Достижение цели было близко и нет сомнения, что князь со свойственным ему самолюбием и надменным самообольщением, поддаваясь ее драматическим приемам привязанности и любви, женился бы на ней, но одно обстоятельство расстроило все дело; княгиня Мухранская должна была выехать за границу, вышла за какого-то нанятого графа d?Albizze, который усыновил ее сына.
Барятинский подарил её какую-то дачу на Рейне или в Италии и, кажется, заплатил ей 200 т. за ее неверность. Все это состояние, вследствие неудачных оборотов или предприятий, не пошло впрок, и в настоящее время княгиня Анна Ивановка живет, не знаю где, с самыми скудными средствами.
Свободное копирование
