Восстание зэков в Усть-Усе

В 1927 году наш учитель биологии прочитал нам в классе крошечную заметочку из какой-то московской газеты, в которой сообщалось об открытии экспедицией в Сибири, в районе Саян, нового горного хребта протяженностью в восемьсот километров. И, улыбаясь, он пояснил своим юным ученикам, что в нашу эпоху такие случаи возможны только на территории Советского Союза и на землях близ Южного полюса. Учитель был прав, указав нам на необъятность просторов и скрытых возможностей моей страны. Я не случайно вспомнил этот эпизод.

Новых подпольных писателей, талантливых, полных значения, но до сих пор неизвестных миру, можно обнаружить, в первую очередь, тоже в Советском Союзе. У них нет иного выбора, как только ждать своего часа.

Незадолго до моего отъезда на Запад один такой писатель дал мне прочесть главу повести, посвященную уникальным событиям восстания заключенных в Усть-Усе в конце 1942 года, очевидцем которого он был. Позднее в лагерях до нас не раз доходили смутные слухи о происшедшем. Я надеюсь, что западный читатель будет иметь возможность прочесть книги этого писателя, и поэтому осмелюсь здесь, не упоминая имен, подробностей, цифр, лишь слегка осветить эти факты[1].

Ужасающий первый год войны, истребивший убийственным голодом и непосильной работой около семи миллионов заключенных, оставил во всех, переживших его, неизгладимый след. В Печорских лагерях второй год войны облегчения не принес. В них царила та же жуть и безысходность. Восстание там было организовано начальником одной из глухих подкомандировок лагпункта, бывшим заключенным-бытовиком, уже отбывшим срок наказания. Штаб восстания состоял из бывших заключенных, главным образом из тех, кто был осужден по пятьдесят восьмой.

Из собственного опыта я знаю, что когда человек доведен до полного истощения, он становится пассивным: в лучшем случае, может отвечать лишь твердым «нет» на требования, но он перестает быть способным к энергичным активным выступлениям. Поэтому повествование очевидца вполне достоверно, сами зэки тогда не могли поднять восстание.

[1] В деталях моего изложения могут быть допущены не­которые неточности, так как рукописи у меня, к сожале­нию, теперь нет.

Связь с заключенными штаб осуществлял через нарядчиков. Начальник дал указание выписывать зэкам максимальные пайки и, как мог, улучшил им остальное питание. В назначенный день в зоне была истоплена баня для вооруженной охраны лагеря — «вохровцев». Когда они зашли, разделись и стали мыться, баню заперли снаружи. Начальник и его помощники, надев форму вохровцев, разоружили оставшуюся охрану в казарме и на вышках вокруг командировки. Захваченное оружие, боеприпасы, полушубки и валенки были розданы надежным зэкам. Жертв не было.

Затем отряд походным маршем двинулся на Усть-Усу, где находилось управление Печорских лагерей. По дороге они зашли в близлежащие лагерные командировки и, благодаря тому, что были обмундированы, как вохровцы, с ходу, без боя, захватили оружие, продовольствие. Часть заключенных присоединилась к ним. Утром они подошли к поселку и ворвались в центральную казарму вооруженной охраны лагеря. Разгорелся первый бой. Зэки знали, что пощады не будет, и сражались, как львы. Власти не растерялись, начали стягивать силы, и небольшой отряд зэков оказался под угрозой окружения. Тогда начальник отряда принял решение пробиться через гущу лагерей, освобождая попадающиеся на пути лагпункты, и обрушить всю лавину на Кожву, где лагерей тоже хватало. Несколько лагпунктов удалось освободить, но расчет не оправдался. Пополнение было незначительным. Голод и истощение оказались союзниками режима. Повторилось то, что приводило в отчаяние стольких заключенных: нежелание этих физически измученных и деморализованных людей начать активную борьбу. Внедряемое во все стороны жизни безбожие порождало внутреннее духовное бессилие и неверие в свои возможности. Нужны были сильные призывы, могучие воззвания, чтобы всколыхнуть эту массу.

Тогда приняли решение выбрать наиболее выгодную позицию, свезти туда запасы боеприпасов и продовольствия и подороже продать свою жизнь.

Две недели заключенные доблестно отбивались от местных вооруженных сил и переброшенных регулярных воинских соединений. Начальство не на шутку испугалось опасности образования Северного фронта. На подавление восставших были брошены самолеты У-2. Гул стрельбы докатывался до Усть-Усы.

Морозы крепчали. Приходилось с большой осторожностью разводить огонь, дабы он не послужил мишенью противнику. Но атаки непрерывно отбивались. Уложили уйму солдат, но и почти все зэки были перебиты. Боеприпасы иссякли, и тем самым был решен исход боя. Оставшаяся горстка героев решила покончить с собой. Последним застрелился начальник отряда.

Я называю их героями, ибо они доказали, что

— человек не может быть превращен в скотину, с которой расправляются, как хотят;

— нельзя уничтожать безоружных людей;

— нужно давать отпор людоедам и создать международное объединение против носителей зла, находящихся в состоянии преступной активности.

В первый год войны уничтожили больше семи миллионов заключенных1. У переживших эту трагедию нет отечества. Оно должно быть завоевано.

1 Не знаю точно, как историки исчисляют погибших на войне. Думаю, что используют реляции, приказы, официаль­ные сводки. В отдельных случаях, наверное, прибегают к оп­росу участников или очевидцев, а также к мемуарам и дневникам... Архивных данных о заключенных в сталин­ских лагерях найдено не будет. Их тщательно уничтожили в самом центре управления всеми лагерями (ГУЛАГ - НКВД) в Москве во время периодических «чисток» и по специаль­ным указаниям Сталина, прятавшего концы в воду. Унич­тожены были и люди, с ними соприкасавшиеся и знавшие слишком много подробностей. Быть может, посчастливится обнаружить случайно уцелевшие списки одного из областных управлений НКВД или отделения ГУЛАГа и по ним экстра­полировать общие цифры. Попытаются, вероятно, провести особую перепись в одной из областей страны, чтобы по­лучить сведения об исчезнувших и частично уцелевших семьях.

Мы, современники и жертвы, не собирались дожидаться историков. Мы сами обязаны были иметь представление о размерах постигшего бедствия, и добывали сведения следую­щими методами:

— опросом чекистов-ежовцев, самих попавших в тюрьмы в 1939-41 годах;

— опросом заключенных на пересылках о среднем их числе на лагпунктах, о количестве лагпунктов и погибших. Совместными усилиями определяли общую убыль по лагерю;

— изучением сообщений заключенных, работавших в уп­равлениях крупных лагерей;

— зрительными оценками многочисленности лагерей во время этапов.

Самым трудным было решить, какие из цифр наиболее верные, и здесь нам приходило на помощь обостренное шестое чувство восприятия чудовищной гибели. В значи­тельной мере этого было достаточно для верной оценки столь занимавшего наши мысли гигантского уничтожения людей.

Уже на Западе я увидел карту, составленную Исааком Дон Левиным (Isaac Don Levine “Gulag” - Slavery, inc. 1951.). На ней нанесены 310 лагерных управлений; указаны 14 миллионов заключенных и средний процент ежегодной смертности, равный двенадцати. Составитель пра­вильно поясняет, что не учел многих других мест заклю­чения. Действительно, отсутствуют трудовые колонии, тюрь­мы, камеры предварительного заключения, колонии для ма­лолетних преступников. Я совершенно уверен, что буду­щие историки, внося коррективы и уточнения в цифры по­терь по отдельным этапам, смогут лишь увеличить общее число уничтоженных, установленное нашим приблизитель­ным методом.

А пока что следует считать, что число заключенных в 1939, 1940 и 1941 годах было около двадцати миллионов. С 1942 года в лагерях содержалось около 14 миллионов. Непрерывный поток заключенных пополнял их убыль.

Приводимая таблица дает приблизительное количество гражданского населения в СССР, погибшего насильствен­ным путем.

1. 1917-1921: расстреляно, замучено, уморено голодом, по­гибло от эпидемий 6-12 миллионов человек;

2. 1922-1923: умерло от голода в Поволжье и других мес­тах 7, 5-13 миллионов человек;

3. 1922-1928: уничтожение остатков сословий, церковников и духовенства — 2-3 миллиона;

4. 1929-1933: ликвидация так называемых кулаков; искус­ственно организованный голод — 16 миллио­нов человек;

5. 1934-1941 (до начала войны): расстрелы в тюрьмах, мас­совые расстрелы в лагерях, уморены в лаге­рях, погибли от искусственно, созданных эпи­демий — 7 миллионов человек;

6. 1941-1942 (с начала войны): истребление заключенных — уморены голодом при непосильной работе — 7, 5 миллионов человек;

7. 1943-1945: смерть в сталинских лагерях военных лет — 5 миллионов человек;

8. 1946-1953: смерть в сталинских лагерях мирного времени — 6 миллионов человек.

Всего 60 миллионов погибших (по нижнему пределу цифр).

В таблице не учтены мирные граждане, убитые во время войн этого периода, эмигранты и невозвращенцы. Цифры в разделах №№ 1, 2, 3 взяты из сведений осторожных оче­видцев и современников; приводятся по нижним пределам их оценок «от и до». К разделу № 2 относятся и советские свидетельства. На процессе «54» священнослужителей в 1922 году в Москве обвинитель огласил цифру 12-13 миллионов человек, обреченных на голодную смерть. Тогда же была указана и общая цифра голодающих в 30 миллионов («Вест­ник РСХД» № 103, стр. 125-126). Ограбление Церкви (изъ­ятие у нее ценностей якобы для помощи голодающим) бы­ло политическим маневром Ленина. На самом деле, он пре­следовал лишь следующие цели: сокрушить Церковь и под­держать свою агентуру за границей («Вестник РСХД» № 98, стр. 54-57). До голодающих из этих средств дошли лишь выставленные напоказ крохи. Тем не менее, я привожу ниж­ний предел цифр в разделах №№ 1, 2, 3, чтобы иметь ре­зерв на случай, если в действительности число заключенных в 1939-41 годах не достигало 20 миллионов, а было нес­колько меньше, а также если процент смертности в лаге­рях в разное время был несколько преувеличен.

В разделе № 4 приведено число крестьян, уничтоженных во имя «ликвидации кулачества как класса на основе сплош­ной коллективизации». Официально сообщалось, что кула­ков было 5%. Я оставляю этот процент только для погиб­ших и считаю его минимальным, так как хотя и не все кулаки были уничтожены, но зато по политическим сооб­ражениям и по причине сведения личных счетов было захва­чено немалое количество подводимых к кулакам несоглас­ных середняков. Таких погибших «подкулачников» было значительно больше, чем оставшихся в живых кулаков. Та­ким образом, если помножить процент кулаков на 180 (число миллионов тогдашнего населения СССР), мы полу­чим цифру в 9 миллионов погибших кулаков и подкулач­ников (0, 05 х 180 = 9).

После ликвидации кулаков была произведена не менее чудовищная акция искусственного вымаривания крестьян в ряде областей. Особенно пострадали Украина, Казахстан, Кубань, Дон. На одной Украине погибло более 7 миллио­нов человек. К сожалению, мне не удалось установить потери в остальных местностях. Всего погибло 16 миллионов человек (9 + 7 = 16). Сюда входят и погибшие в местах заключения с 1929 по 1933 годы. Вышеуказанные соображе­ния показывают, что приводимая цифра преуменьшена.

В разделе № 5 исходное число заключенных в лагерях в 1934 году было не менее миллиона человек. К 1941 году оно выросло до 20 миллионов.

Среднее арифметическое, таким образом, за эти годы составляет (1 + 20): 2 = 10, 5 миллионов. Ежегодная смертность в лагерях в мирное время за эти 8 лет была не ниже 12%, следовательно, 10,5 х 0,12 х 8 = 10 миллионов. Однако население лагерей увеличивалось неравномерно; оно сильно возросло с 1937 года. Поэтому я даю цифру 7 мил­лионов погибших, снимая около 30%.

Для исчисления погибших за первый год войны (раздел № 6) от переживших это ужасное время получены следую­щие сведения:

— в лагерях на основных общих работах в самые страш­ные зимние и весенние месяцы смертность была почти по­вальной (90-100%);

— в тех же лагерях и на тех же работах, но за период с июля и до половины октября 1941 года смертность была еще нормальной (примерно 12%). Поэтому средний процент смертности можно считать равным пятидесяти [(90 + 12) : 2 = 50]. А это означает, что умирал каждый второй;

— число заключенных на общих работах не менее двад­цати миллионов. Следовательно, количество умерших равно шести миллионам (12 х 0, 50 = 6);

— остальные 8 миллионов заключенных находились в тюрьмах, трудколониях, колониях для малолетних преступ­ников, сельскохозяйственных лагпунктах («сельхозах»), ин­валидных отделениях лагерей, на работах по специальности (мастерские, лагерные железные дороги и заводы), лагпунк­тах при центральных управлениях лагерей, в лагерях для бытовиков в черте городов, а также были лагерной обслу­гой. Их смертность за этот год я считаю равной 20%, то есть умирал один из пяти. Отсюда убыль этих категорий заключенных равна 1, 6 миллиона (8 х 0,20 = 1, 6);

— общее число умерших за первый год войны — примерно семь с половиной миллионов (6 + 1, 6 = 7, 6). В эту циф­ру не входит все гражданское население, погибшее от го­лода, и все расстрелянные в этот год на фронте.

В разделе № 7 смертность за военные годы (1943-45) колебалась в разных лагерях от 12% до 20%, то есть умирал один из десяти или один из пяти. Если свести только к пер­вой цифре всю убыль заключенных, то она составит пять миллионов (14 х 0, 12 х 3 = 5).

За 8 последних лет (раздел № 8) средний процент смерт­ности (12%), установленный по данным И. Дон Левина, представляется немного завышенным. Его следует снизить примерно на 30% и считать равным 8%, то есть погибло 14 х 0, 08 х 8 = 9 миллионов.

В приводимой таблице с 1934 по 1953 годы даны только цифры погибших заключенных в лагерях и тюрьмах. Уничтожалось и другое мирное население, например, отсту­павшее вслед за немцами. Поэтому цифра 60 миллионов не завышена. Другие авторы на Западе приводят цифры в пределах 45-80 миллионов.